12. В великой Антиохии Сирийской есть различные служения*. В одном из них предстоял муж христолюбивый. И был у него обычай каждому нуждающемуся подавать то, что ему было потребно. И покупал то, что было необходимо. В том числе имел и привозимую из Египта льняную ткань, и нуждающимся давал одежду из нее, по гласу Господа, сказавшему: наг бех, и одеясте мя[293]. И как говорят, когда происходила раздача одежды, пришел некий брат и взял платье не один раз, но дважды и трижды. Тот же христолюбивый муж, узнав его, пришедшего во второй и в третий раз, рассудил сказать ему об этом. И когда пришел в четвертый раз, движимый тем, что будто бы ведет речь от имени других нищих, говорит ему: «Вот и в третий, и в четвертый раз получил, и ничего от меня не услышал. Неужели и впредь будешь это делать, когда и другие, так же страждущие, нуждаются в благодеянии». И когда ушел пристыженный нищий, на следующую ночь видит его предстоятель служения стоящим на так называемом херувимском месте*. А место это очень почитаемое; в этом месте, говорят знающие, стоит страшный образ, имеющий рельефное изображение Спасителя нашего Иисуса Христа. И когда стоял там, погруженный в раздумье, видел Спасителя, сошедшего к нему с иконы и всячески его укорявшего за четыре платья, которые взял нищий. Поскольку же он снова также молчал, то, подняв хитон, в который был одет, показал под ним количество одежд и сказал: «Вот одно, вот второе, вот третье, вот четвертое, не печалься. Но верь, поскольку ты подал это нищему, то Мне это стало одеждой». И узнав платья, тот падает к ногам Его, говоря: «Прости мне мое малодушие, Господи, ибо я рассуждал об этом как человек». И восстав ото сна, возблагодарил Бога, показавшего ему такое удостоверение, и отселе в простоте и радости подавал просящим. И все слышавшие прославили Бога.
13. Святой авва Феодор Аданевс рассказывал нам, говоря, что когда жил он в окрестностях Святого града в киновии Пентукла, близ святого Иордана, пришел некто из азиатских пределов, желая отречься от мира. И будучи принят игуменом и пробыв некоторое время, наставленный в отношении устройства киновии, имея золото, принес его и отдал авве, говоря: «Поскольку ты наставил меня, отче, в устройстве этого места, я хочу, чтобы, если Бог благоволит, ты и постриг меня, и дал мне святую схиму, и я остался бы с вами здесь. Но возьми это благословение и распорядись им, как повелишь», — и показывает ему золото. Игумен же, будучи мужем добродетельным, не погнался за тем, чтобы взять золото, но говорит ему: «В этом, чадо, мы здесь не нуждаемся. Ибо знаешь, что мы не расточительны в потребностях, но как придется довольствуемся простыми некими средствами, живя в пустынном месте. Но, согласно заповеди Господней, иди и даждъ это своим братьям нищим, и, согласно Его заповеди, имети имаши сокровище на небесех[294]». Брат же настаивал, убеждая его и говоря: «Я положил, отче, что где я отрекусь, там отдам это». Старец же говорит ему: «Я, чадо, если возьму это, отдам это нищим. Ибо не научен скрывать себе сокровищ на земли[295]». Тот же продолжал говорить: «Возьми это, отче, и как повелишь: хочешь нищим, хочешь другим, распорядись им, как знаешь». И поскольку не убедил его авва, то взял у него золото. И спустя немного времени постриг его; и спустя еще некоторое время тот получил и святую монашескую схиму.
И по смотрению Божию авва не израсходовал деньги, но выжидал, желая видеть преуспеяние брата. И по уловке вражией никто не знал при этом, даже сам брат, что сохранено золото. И вначале, имея горячность отречения, исполнял все обеты. И порученное ему служение совершал быстро и легко; когда же прошло некоторое время, начал расслаблять его враг, и уже не выказывал такой ревности, но слегка и роптал, говоря: «Я достаточно золота дал киновии, и поэтому не ем даром хлеб». Слыша это, некие из братьев соблазнились, особенно те, которые были по состоянию из простых. И узнав это, авва киновии, позвав брата, говорит ему: «Не ты ли меня принудил, брате, принять от тебя золото? Не для раздачи ли нищим ты дал это? [Не ты ли уговорил меня,] чтобы теперь, ропща, соблазнять братьев? Не так ли, чадо? Ибо написано: "Смотрите, не соблазните единаго от малых сих[296]"». Но хотя и такие увещания, и большие приводил авва брату, тот не избавился от диавольского действия вложенного ему помысла лукавого обычая. И когда увидел авва непреложность его пути, ведущего на худшее, в один из дней говорит ему: «Пойдем, брате, спустимся на Иордан». И пошли они только вдвоем, и когда вступили на берег святого Иордана, начал авва увещевать брата, и вытащил запечатанное золото, которое дал ему брат, и говорит ему: «Узнаешь это?» Тот же отвечает: «Да, господин». «И положенную печать?» «Это она, отче». Тогда говорит ему авва: «Возьми, чадо, золото, и, хочешь, как тебе было наказано, отдать его нищим — отдай, хочешь же взять его — возьми, к своему осуждению. Ибо из-за этих монет не буду нарушать устава киновии и соблазнять братьев, и прогневлять Бога. Ибо вне служения невозможно пребывать с нами, как делают и другие братья, и я делал в юности моей, и по сей день творю по силе». Брат же, увидев золото и услышав это от аввы, кидается к ногам его, говоря: «Прости меня, я уже дал его Богу и не возьму его». Старец же говорит: «В этом, чадо, Бог не нуждается. Ибо Его суть все творения. Нуждается же в спасении нашей души. И невозможно больше мне держать это». Тот же продолжал припадать к нему, говоря: «Не встану от ног твоих, если не дашь мне слово, что ты не обижаешься и не принуждаешь меня взять монеты». И когда увидел старец настойчивость его просьбы, говорит ему: «Встань, чадо, верь. И тебя не принуждаю более взять это, и я не буду владеть им». Когда же встал брат, развязал авва пояс и говорит ему: «Вот, чадо, монеты». Тот же говорит: «Как ты наказал мне, отче, более не меняй мне слова о них[297]». Старец же, усмехнувшись, говорит: «Нет, чадо», — и сказав это, на глазах его бросает монеты в реку и говорит брату: «Все это презирать научены мы, чадо, от Господа. Ступай же в киновию и поревнуй со своими братьями всякое порученное служение совершать непостыдно, ради Христа, помня самого Господа, сказавшего: Не прииде Сын Человеч, да послужат ему, но да послужит и даст душу свою избавление за многи[298]». И брат, видя боголюбивое произволение аввы и умилившись, в страхе Божием возвратился с ним в киновию и творил пред всеми великое смирение и послушание, и милостью Божией скончался в том же монастыре, став сосудом избранным.