Некие миряне имели дочь. И случилось ей быть одержимой бесом. И родители ее просили разных монахов помолиться за нее, но она не исцелялась. И спустя время говорит им некий монах, любимый ими: «Если хотите, чтобы исцелилась дочь ваша, идите в пустыню. Ибо там есть святые. И верю, что исцелится ради святых их молитв». И они, послушав его, пошли в пустыню. И случилось, что некий новоначальный монах выходил оттуда, и увидев его, издалека приветствовали, говоря: «Дочурка наша возмущаема нечистым духом, но ради Господа помолись за нее». Он же говорит им: «Я не из тех. Грешный человек я». Они же просили, говоря: «Ради Господа, не говори этого, но лучше пожалей нас и помолись о ней». Ибо сочли, что из смиренномудрия говорит это, и продолжали просить, и он снова то же отвечал им. А поскольку настаивали и принуждали его, достал у себя из-за пазухи маленькую книжицу и говорит им с клятвой: «Украв ее, я вышел из пустыни». Когда сказал он это слово, бес удалился, не вынеся смирения новоначального. И вера их не умалилась от слова монаха, но как святому ему поклонялись и настойчиво просили.
Авва Ириней* сказал братьям: «Да подвизаемся и да терпим во время брани. Ибо мы воины Небесного Царя. И как воины земного царя имеют шлемы, так и мы имеем небесные дары — прекрасные добродетели. Они имеют кольчугу, и мы имеем доспехи, выкованные верой. Они имеют копье, и мы имеем крест. У них есть меч, и у нас — упование на Бога. У них есть щит. У нас есть Бог. Они в битве истекают кровью, и мы принуждаем произволение, поэтому Небесный Царь и попускает бесам враждовать на нас, дабы мы не забыли Его благодеяний. Ибо при ослаблении часто многие люди совсем не молятся, а если молятся, то не молятся собранно, а блуждают помыслом. Таковые обретаются как бы не молящимися. Ибо глаголющие Богу устами, а сердцем помышляющие о мире, как будут услышаны? Когда же плачем, тогда трезвенно молимся, и часто устами не псалмословя, молимся Богу помыслом, направляя сердечное зрение и стенаниями беседуя с Ним.
Так и мы, братья, да подражаем воинам смертного царя и да сражаемся ревностно. А более — трием отроком[315], пещь страстей поправ чистотой, угли искушений погасим молитвой и мысленного Навуходоносора, диавола, постыдим, и тела наши в жертву живу представим[316] Богу, и благочестивые помышления принесем как всесожжение».
Брат вопрошал старца, говоря: «Что сотворю, авва, ибо, когда вижу кого-либо согрешающим, ненавижу его; и если слышу о брате нерадивом, осуждаю его и гублю свою душу». И сказал старец: «Когда что такое слышишь, отскочи скорее от этого помысла, и скорее прибеги к помышлению того страшного дня, и воображай перед собой на этом страшном судилище неподкупного Судию, реки пламени, пред судилищем тех влекомых и сильно кипящих в пламени, наточенные мечи, суровые приговоры, наказания, не имеющие конца. Непроницаемый мрак. Тьму внешнюю. Червя ядовитого. Неразрешимые узы. Скрежет зубовный и плач безутешный. Итак, сие помышляй, и неминуемый ответ. Ибо не нуждается в обвинителях сей Судия, ни в свидетелях, ни в доказательствах, но как содеяно нечто, так и выйдет на середину и пред глаза согрешивших. Тогда никто не изведет и не избавит от наказания — ни отец, ни сын, ни дочь, ни мать, ни другой кто из сродников ни из соседей, ни друг, ни заступник, ни дарование имущества, ни обилие богатства, ни власть: но все это как прах отрясается с ног. Только Судящий воздаст ему по делам его либо оправдательным, либо обвинительным приговором. Тогда никто не судится за то, в чем согрешил другой, но каждый за свои грехи. Итак, видя сие, чадо, никого не осуждай и будь несмущаем, не боясь никакого падения».
Рассказывал нам авва Петр, ученик аввы Исайи, что: «Когда сидел я как-то со своим отцом, аввой Исайей, у аввы Макария, пришли некие за пятнадцать миль из Александрии, и была с ними монахиня, одержимая тяжелым беснованием, и они просили старца, чтобы он сжалился и исцелил ее. Ибо была у монахини страшно изъедена болезнью плоть ее. И старец, видя ее, ужасно страдающую и терзаемую, знаменовав, укорил беса. Бес же отвечал старцу: "Не выхожу из нее, ибо невольно и нехотя вошел в нее. Ибо твой соратник и сопричастник Даниил просил у Бога и послал меня в нее". Говорит старец: "И каким образом ты вошел в нее?" Тот же отвечает: "Она была моим орудием. Ибо я учил ее дерзко и бесстыдно украшенной часто ходить в баню. И многих я поражал и уязвлял через нее, а ее через них. Не только мирских, но и иереев уловлял через нее, возбуждая к постыдному смешению и посредством сосложения с постыдными[317] помыслами и посредством зрения очей приносил им мечтания и ввергал в истечения. И случилось, что старый обжора Даниил встретил ее, когда она, помывшись в бане, шла к себе в келью. И воздохнув к Богу, он помолился, чтобы послал ей назидание, дабы и она спаслась, и другие монахини, целомудренно жившие, стали совершенно безгрешными. И сего ради я вселился в нее". Услышав это, старец сказал: "Предавший может и освободить". И послал их старец к авве Даниилу».