Был один киновиарх, весьма известный, отец двухсот монахов. Господь наш Иисус Христос пришел к нему в виде нищего старика и просил привратника монастыря сказать авве: «Пришел такой-то собрат и желает тебя видеть». Итак, привратник с большой неохотой пошел сообщить авве и нашел его беседующим с другими. Постояв немного, он доложил о нищем, не зная, что это Христос. Но авва возразил ему, говоря: «Не видишь, что я разговариваю с людьми? Иди пока». Привратник повиновался. А долготерпеливый Господь продолжал ждать, пока авва не захочет его увидеть. Около пятого часа пришел богач, и киновиарх быстро вышел ему на встречу и приветствовал его. Увидев его с богатым, Бог, Богатый милостью и Друг смиренных, подойдя, просил, что: «Я хочу говорить с тобой, авва». Тот же не обратил на Него внимания, но вошел с богатым [в помещения монастыря] и беседовал с ним долгое время. Затем он вышел с ним позавтракать и развлечь его, Странником же в своем высокомудром помысле пренебрег. Итак, после завтрака, снова проводив богатого до ворот, он вернулся, охваченный многими заботами и не помня о просьбе нищего и незлобивого Старца. Итак, когда настал вечер, а игумен не удостоил принять благословенного и истинного Странника, Тот ушел, объявив киновиарху следующее: «Если человеческой славы желаешь и вожделеешь, Я направлю к тебе, ради прежних твоих трудов, со всех концов икумены[405] [почитателей] посетить тебя, поскольку ты желаешь умащать и умащаться пустой и суетной славой, но благ Моего Царствия и уготованных святым [духовных] наслаждений не вкусишь». И таким образом узнан был нищий Вседержитель, что Он был Господь и Бог наш, облекшийся в образ нищего по неизреченному Своему снисхождению.
Как-то раз авва Даниил отправился со своим учеником из Скита во внешнюю Фиваиду в день памяти великого апостола. И отцы, узнав о приходе аввы Даниила, вышли встречать его почти за семь миль. А было их около пяти тысяч мужей. И можно было видеть их, как они на песке простираются ниц, будто в ангельском лике встречая Христа. Одни постилали перед ним свои плащи, другие же простирали под ноги его свои кукули. И можно было видеть, как текут слезы, словно изобильные источники. И архимандрит, выйдя, поклонился семь раз, прежде чем подошел к старцу. И поприветствовав друг друга, они попросили авву Даниила услышать от него слово. Ибо он не скор был на разговор. И сели они на песок близ киновии, поскольку церковь не могла вместить всех. Авва Даниил говорит своему ученику: «Напиши: "Если хотите спастись, стремитесь к нестяжанию и молчанию". Ибо от этих двух добродетелей зависит вся жизнь монаха». И ученик его дал записанное одному из братьев, а он по-египетски изъяснил отцам, и все заплакали и так проводили старца. Ибо никто не осмелился сказать ему: «Сотвори любовь, [останься]». И придя в Ермополис, говорит своему ученику: «Пойди, постучись вон в тот женский монастырь и скажи игуменье, что я здесь». То был женский монастырь, называемый [обителью] аввы Иеремии, и в нем жили триста сестер. Ученик пошел и постучал, и привратница спросила его тихим голосом: «Спаси тебя Господь, добро пожаловать: что тебе угодно?» Он говорит ей: «Хочу поговорить с аммой». Та же сказала: «Она никогда ни к кому не выходит. Но скажи, что тебе угодно?» И говорит ей: «[Скажи:] один монах хочет с тобой поговорить». Она пошла и сказала игуменье; а та, придя, говорит брату тихим голосом: «Что тебе угодно?». Отвечает ей брат: «Чтобы ты сотворила любовь, и я бы здесь переночевал с одним старцем, потому что уже вечер, как бы не сожрали нас звери». Говорит ему амма: «Никогда сюда не входил мужчина; лучше быть тебе съеденным внешними зверями, чем внутренними». Брат говорит ей: «Здесь авва Даниил из Скита[407]». Она же, как только услышала, тотчас открыла обе створки ворот и выбежала, так же и вся община. И они постлали свои мафории от ворот до того места, где стоял старец. И падая к ногам его и целуя честные ступни его, проводили с радостью и веселием в монастырь. И амма, принеся таз, наполнив его теплой водой с какими-то травами, поставила сестер двумя ликами и сама, собственными руками, омыла ноги старцу и ученику его. И взяв чашу и приведя сестер, выливала над тазом честную воду на их головы, а затем вылила и самой себе на грудь и на голову. Можно было видеть, что сестры воистину были как камни [в общении] друг с другом. Ибо любой ответ у них давался через постукивание. И двигались они как ангелы. И говорит старец игуменье: «Перед нами благоговеют сестры, или они всегда так [поступают]?» Отвечает амма: «Рабы твои всегда таковы, честный отче; но помолись за них». Старец говорит ей: «Скажи ученику моему, что он обращается со мною, как гот». А одна из сестер, одетая в лохмотья, лежала во дворе и спала. Старец говорит игуменье: «Кто эта спящая?» Та отвечает: «Одна из сестер, пьяница, не знаю, что с ней и делать: изгнать ее — страшусь осуждения, оставить же в монастыре — изводить сестер». Старец говорит своему ученику: «Возьми таз и вылей на нее». Тот так и сделал. И сестра встала, как будто была пьяная. И говорит игуменья: «Вот так всегда, владыко». И игуменья, взяв старца, повела его в трапезную; и перед трапезой сказала: «Благослови, отче, рабынь твоих, чтобы они в твоем присутствии вкусили пищу». Он благословил. Игуменья и вторствующая[408], то есть икономисса, сели рядом с ним. И старцу дали блюдо, на котором были размоченные [бобы] и сырые овощи, также финики и воду. Ученику же его поставили вареную чечевицу, немного хлеба и вина, смешанного с водой. А сестрам поставили много еды, рыбу и вино досыта. И все хорошо поели, и никто не разговаривал. И после того как все встали, старец сказал предстоятельнице: «Что это ты сделала? Это мы должны были хорошо поесть, а тут вы хорошо поели». Говорит амма великому: «Ты — монах, и потому я подала тебе пищу монаха. И поскольку твой ученик — ученик монаха, я подала ему пищу монаха. Мы же, рабы твои, — новоначальные, и мы ели пищу новоначальных». И сказал: «Да помянет Господь [вашу] любовь. Мы получили большую пользу». Когда же они вышли отдохнуть, старец говорит ученику: «Пойди, посмотри, где спит та пьяница, которая лежала во дворе». Он пошел, и говорит старцу: «У выхода из нужника». Старец говорит своему ученику: «В эту ночь бодрствуй со мной». И когда все сестры легли, старец берет своего ученика и встает позади занавеса. И видят они, как пьяница встала и простерла руки свои к небу, и слезы ее — как изливаемые источники, и поклоны ее до земли. Но когда она услышала, что одна из сестер вышла по нужде, бросилась [на землю], захрапев: и так она проводила всю жизнь свою. Старец говорит ученику: «Позови осторожно главную». И тот пошел и позвал ее и вторствующую. Те, пришед, смотрели всю ночь, что делает эта поистине раба Христова. Тогда амма, плача, начала каяться и говорить: «О, сколько дурного я ей выказала, а она терпела, не тая зла! Не помяни рабе Твоей, Господи, того, что я сделала в неразумии. Вот она, которую все видели, превзошла добродетелью [нас], а мы, неразумные, не пришли в ее меру». И когда ударили в било к ночной службе, прошел о ней слух среди монахинь. И блаженная, извещенная об этом Богом, осторожно прокрадывается к тому месту, где старец отдыхал и похищает его посох и плащ с капюшоном: и тотчас же открывает ворота и пишет записку над засовом следующего содержания: «Помолитесь обо мне и простите мне, что я опечалила вас». И когда рассвело, стали искать ее и не нашли. И они вышли к воротам и нашли их открытыми и записку, а блаженную не нашли. И был в монастыре великий плач и рыдание о ней. И говорит старец игуменье: «Я ради нее пришел сюда; ибо таких пьяниц любит Бог». И все сестры исповедовали старцу, что они сделали ей. И старец, сотворив молитву над сестрами, вышел из монастыря и отправился в свое место, славя Бога, знающего тайных рабов своих и не позволяющего им долго оставаться скрытыми, но являющего их всем, в похвалу и славу Святого Своего Имени.
407
Прп. Даниил Скитский, «знаменитый словом и делом», — ученик прп. Арсения; пам. в сырную субботу, см. канон сырной субботы, песнь 2.