О Пахоне
(23.1) Некто по имени Пахон, достигший приблизительно семидесяти лет, жил в Скиту. Случилось, что я, досаждаемый плотским пожеланием, страдал и от помыслов, и от ночных мечтаний. И близок был к тому, чтобы выйти из пустыни, так как преследовала меня страсть. И ни соседям моим не изложил дела, ни учителю моему Евагрию, а тайно пройдя в Совершенную пустыню, беседовал в течение пятнадцати дней со скитскими отцами, состарившимися в пустыне. (23.2) Среди них встречал и Пахона. Найдя его наиболее непорочным и большим подвижником, осмелился я изложить ему то, что было у меня в помыслах. И говорит он мне: «Пусть не удивляет тебя это дело. Ибо не от нерадения претерпеваешь это. Ибо свидетельствует за тебя место: и по скудости в нуждах, и по отсутствию встреч с женщинами. Но скорее — «терпишь» от усердия. Ибо троякого рода блудная брань: когда нам ее налагает здоровая плоть, когда — страсти через помыслы, а когда — и сам бес этот, из зависти. Много наблюдая, нашел я это. (23.3) Вот видишь меня, старого человека. Сороковой год сижу в этой келье, заботясь о своем спасении. И такой имея возраст, доселе искушаем». И клялся он мне, что: «В течение двенадцати лет после пятидесятого года ни ночи мне не уступил, ни дня, нападая. И, думая, что оставил меня Бог, оттого и порабощен, я избрал «скорее» бесцельно погибнуть, чем уступить безобразию плотской страсти. И, выйдя и перейдя пустыню, нашел пещеру гиены. В этой пещере я находился днем нагим, чтобы вышли звери и съели меня. (23.4) Когда же настал вечер, согласно написанному: Положил ecu тьму, и быстъ нощь, в нейже пройдут ecu зверие дубравнии[99], вышли звери, самец и самка, обнюхали меня с головы до ног и облизали. И когда ожидал, что съедят меня, отошли от меня. И пролежав всю ночь, не был съеден. Решив, что пощадил меня Бог, тотчас вернулся в келью. А бес, выждав немного дней, снова напал на меня сильнее прежнего, так что я едва не богохульствовал. (23.5) И приняв образ девицы эфиоплянки, которую я видел некогда в молодости, летом собиравшей камыш, присел ко мне на колени и настолько меня взволновал, что думал я, что уже сочетался с ней. Взбешенный, я дал ей пощечину, и она стала невидимой. В течение двух лет не мог я выносить зловония своей руки. Малодушествуя и потеряв надежду, вышел я в Совершенную пустыню, скитаясь. И нашел небольшого аспида и, взяв его, поднес к детородным членам, чтобы, приняв его яд, так погибнуть. И прижимая голову животного к сим членам, как источнику искушения, не был ужален. (23.6) И услышал голос, прозвучавший в моем сознании, что: «Иди, Пахон, борись. Ради того позволил тебе быть порабощенным, дабы много о себе не мнил, как о сильном, но, познав свою немощь, не полагался на свое устроение, но прибегал к Божией помощи». Таким образом удостоверенный, я возвратился и жил смело, и даже не думая о брани, был спокоен в последующие дни. Он же[100], зная мое презрение, больше не приблизился».
О Стефане Ливийском
(24.1) Стефан некий, ливиец родом, жил на берегу Мармарика и Мареота лет шестьдесят. Сей пришедший в высшую меру подвижник удостоился и благодати рассуждения, так что всякого печалующего какой-либо печалью, встречавшегося ему, оставлял беспечальным. Был он знаком и с блаженным Антонием. Дожил и до наших дней. Я его не встречал, за дальностью места. (24.2) Те же, кто окружали святого Аммония и Евагрия*, с которыми я встречался, рассказывали мне, что: «Застали его впавшим в такую болезнь, что в самом месте детородных членов образовалась язва, называемая раковой. Его мы нашли пользуемого неким лекарем, и работающего руками и плетущего ветви, и разговаривающего с нами, остальное же тело было в распоряжении лекаря. В таком находился он расположении, как будто бы другого резали. Члены отсекались, как волосы, нечувствительно это было по избытку Божественной помощи. (24.3) Когда же мы о том сокрушались и отвращались от того, что такая жизнь впала в такой недуг и подверглась таким врачебным мерам, говорит он нам: «Чада, не поражайтесь этому делу. Ибо ничего из того, что творит Бог, не творит во зло, а с благой целью. Ибо, может быть, и достойны были члены наказания, и полезнее здесь воздать им по справедливости, чем после выхода с ристалища». Так нас утешив и укрепив, наставил». Рассказываю же я это, дабы мы не удивлялись, что неких святых видим впадающими в такие недуги.