В заключение укажем на некоторые принципы, которыми мы руководствовались при переводе текста и передаче цитат, во избежание некоторых недоумений. Стремясь вообще к возможно большей точности перевода и максимальному сохранению структуры фраз, мы сохраняли и некоторые «неправильности» синтаксиса, являющиеся характерными для данного жанра литературы, например: «…рассказывал некто, что…» — и далее после двоеточия следует прямая речь. Что касается цитат, то их обилие, и в «Житии прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве», о чем шла речь выше, и в поучениях других новелл следует из самой природы монашеской литературы, и из завета отцов: «Прилежно изучать на память и постоянно… прочитывать с размышлением книги Священного Писания»[27]. Слова Священного Писания, усвоенные памятью, становятся уже не цитатами, а собственными словами говорящего. Поэтому мы не отделяем их кавычками ни в случае точных и явных цитат, которые мы выделяем курсивом и, следовательно, нет нужды в двойном выделении, ни в случае внутренних и неточных цитат, поскольку они уже не являются цитатами. При этом точные цитаты (также и части предложений, и отдельные узнаваемые слова, являющиеся точными цитатами) мы сочли естественным передавать на славянском языке, а неточные оставлять на русском, таким образом также обозначая границы и степень проявленности цитаты.
И последнее, о чем хотелось бы сказать. Монашеская литература никогда не являлась в собственном смысле слова литературой, с литературными задачами и критериями оценки. Она сугубо утилитарна, имея своею целью исключительно душевную пользу, и в силу этого неизбежно обладает и определенными литературными качествами, иначе она не выполняла бы своей функции. Собственно говоря, она представляет собой комментарий — комментарий на «Добротолюбие» (как и всю святоотеческую литературу можно рассматривать как комментарий на Священное Писание). Хотя монашеская литература лишь в небольшой своей части написана теми, кого Церковь почитает как святых отцов (в пределах данного издания — это прп. Иоанн Мосх, которому с достаточной достоверностью атрибутируется часть новелл), но она цитируется на Вселенских соборах, и цитаты эти входят в соборные деяния наравне со святоотеческими свидетельствами, поскольку она создавалась внутри монашеской традиции (включая сюда также добавления и переделки многочисленных переписчиков-монахов) и являет собой передачу этой традиции.
В связи с этим, основная цель данной литературы, а следовательно, и настоящего издания, — не познавательная и не эстетическая. Основная цель, для тех, кто ищет единственного блага — перемены произволения, покаяния, — возможность поучиться примером описанных в новеллах святых мужей и жен (примером не подвигов, а произволения), а также испросить у них молитвенного предстательства. Поэтому уместным кажется здесь в качестве введения в книгу привести стихиру из службы сырной субботы, приглашающую «в Рай красный» — рай добродетелей преподобных отцов (тем более что «Рай» — это одно из надписаний «Лавсаика»):
[Озарившись отеческими молниями, как в прекрасный Рай ныне входя,
Сладости потоком насладимся и на их доблести смотря с благоговейным страхом, Поревнуем добродетелям, Спасу взывая: молитвами их, Боже,
Царствия Твоего причастниками нас сотвори.][28]
Хочу поблагодарить за огромную консультативную помощь диак. В. В. Василика и В. М. Лурье; и за оказанную помощь в работе над изданием: иеромон. Александра (Фаута), прот. Владимира Цветкова, В. Ф. Бакирова, А. Ю. Волчкевич, А. Г. Гвоздицина, А. Г. Добрияника, А. В. Маркова, А. Петелина, Д. А. Поспелова, супругов П. И. и О. П. Русаковых, К. В. Хрусталева, С. Г. Юсим, а также ответственного редактора тома Д. С. Бирюкова.
27
Иоанн Кассиан. Собеседования 4.10; см. также комментарий к «Лавсаику» на слова: «…читал наизусть пятнадцать псалмов… затем Притчи» (26).