7. Однажды сказал авва Ираклид* своему брату: «Возьми топор и пойдем нарубим дров». А было у них бесплодное финиковое дерево, и его авва велел ему срубить. Тот же, сотворив земной поклон, просил его, говоря: «Нет, отче, давай, не будем рубить его — хотя бы ветви имеем с него». Первый же с угрозой сказал: «Сруби его. Смотри, столько лет оно плодов не приносит. Для чего место занимает?» Он же снова со смирением, створив земной поклон, сказал: «Я за него ручаюсь, что отныне будет давать плоды». Тот уступил, и с того времени плодоносило оно больше и лучше всех фиников.
8. Был некий иерихонский земледелец, весьма любезный и любимый ими. Был у него единственный сын младенец, и он скончался. Положил его отец в корзину и, обернув виноградными побегами начатки каких-то плодов с полей*, взял и принес спешно в лавру. Когда он постучал в келью, вышел авва Георгий и, отворив, ввел его. Когда друг вошел к старцу, то, сотворив поклон и положив корзину перед ним, просил благословить плоды с его поля, а сам вышел вон. Братья же, извлекши из корзины плоды, нашли мертвого младенца. Старец авва Ираклид смутился, увидев его, и сказал своему брату: «Позови этого человека". Это нам сюда пришло сегодня искушение. Вижу из этого, что пришли искусить нас, грешных». Брат же его, сотворив земной поклон (было ему тогда около сорока лет или более), сказал ему: «Не огорчайся и не гневайся, отче, но давай с верой призовем многоблагоутробного и всемилостивого Бога, и если не посмотрит на грехи наши, и соблаговолит, и воскресит дитя, то отойдет он, по вере своей неся его живого. Если же не хочет благость Его сотворить сие, то, призвав Его, скажем, что мы, будучи грешны, еще не успели в таковую меру и не имеем такого дерзновения». И когда убедил он старца, стали они на молитву со слезами и сокрушением сердечным. И многомилостивый человеколюбец Господь, творящий волю боящихся Его, услышал и воскресил младенца. Тогда, призвав его отца, сказали ему: «Имеешь ты сына живым, милосердием Божиим. Смотри, никому совершенно не говори, а не то ты ввергнешь нас в напасти и скорби». Он же, взяв его, отошел, благословляя и славя благодетеля, и милосердного, и животодавца Бога.
9. И так они проводили свою жизнь, со всяким благоговением и в мире. Никто не слышал от них ни прекословия, ни слов презрения ко другу или к кому-нибудь другому. Старец же имел многое благоговение и кротость, и авва Георгий — многое послушание и смирение. Но старец приблизился к концу жизни, достигши приблизительно семидесяти лет или более, муж благой и полный веры, украшенный всеми добродетелями, славимый всеми в долине Иорданской. Целомудрен, мирен, милосерд, нестяжателен, воздержан был он как никто другой. Той пищи, о которой мы писали, он придерживался во все время своей жизни и принимал ее через два и три дня, и проводил без пищи всю неделю. И достиг такой добродетели в этом, что, если и случалась когда вечеря любви у отцов, и, принуждаемый ими, приступал, то, если не примешивал своего варева в еду, не мог есть. В немощь всегда впадал, а принуждаем был часто это переносить. Имел он и мать добродетелей — разумею смиренномудрие. Никогда не поднимался он в хор святых отцов стоять в псалмодии, почитая себя недостойным такого места, но всегда стоял в углу церкви с кентоном и кукулем* на голове, вплоть до службы*, со многими слезами, без устали и не шелохнувшись, исполняя священную псалмодию. Поэтому и прославляется он многими чудесами во Христе. Но этот авва Ираклид, так просиявший благочестивым и богоугодным жительством, в старости благообразной окончил житие, похоронен был в могилах святых отцов и теперь предстательствует непрестанно со дерзновением с ликом святых к Богу за нас и за весь мир.
10. Авва же Георгий, оставшись один в келье, скорбел и терзался о кончине своего брата, держался же мужественно его устроения и образа жизни, любимый всеми. Часто он служил отцам, выходя на середину [церкви]*, мирно и благоговейно, и весьма всех назидая (ибо и достоинство диаконства принял со страхом и сокрушением), всегда служа и помогая. Однажды ему понадобилось по какой-то нужде выйти. И открыв дверь, видит льва, возлегшего у двери, и, пребыв неколебим сердцем, толкает его ногой, приказывая дать место для двери, чтобы выйти по настоятельной необходимости. Тот же глухо рыкнул дружелюбно и пошевелил хвостом, но вставать не хотел. Авва же Георгий дважды и трижды ударил его ногой, чтобы уступил место. Когда же тот не поднялся, сказал ему мирно: «Когда ты не имеешь послушания Писанию, гласящему: членовныя львов сокрушил есть Господь[174], благословен Господь, открой свои уста, чтобы мы посмотрели». Тот же, разинув широко пасть, позволил ему щупать, как он хотел. Тогда, положив свою руку в пасть зверя и пощупав, твердо заявил: «Как шатающийся гвоздь в стене на ощупь, таковы зубы львов». Тогда, встав, пошел лев своей дорогой. И он, вышед, исполнил необходимую надобность своего дела.