40. Я же, пораженный сокрушением, безрассудно помыслил в себе спать на голой земле; и, узнав это, старец дал мне немного потрудиться. Когда же прошло немного дней, лицо мое побледнело, и плоть моя иссохла, и весь я переменился. И говорят братья: «Чем ты болен? Ибо ты переменился». Я же говорю: «Нету меня недуга». Старец же, пожалев меня, чтобы не согнулся и не стал калекой, говорит мне: «Чадо, пойдем в келью твоего служения, где ты спишь, ибо хочу поговорить с тобой наедине». Я говорю ему: «Чего ради здесь не говоришь со мной?» — не желая, как он и понимал, чтобы видел он мое безрассудное делание. Он же говорит мне: «Чадо, где могу сесть?» Я же, как будто бы подметал келью, отвязал подвязанную подстилку и положил ему. И святой говорит мне: «Если хочешь это делать, возьми серп и, выйдя, накоси сена, и сделай связки, и кинь под себя, и спи». Я же, сделав так, поскольку затем спал на разостланном, — совершенно не терпел вреда.