Однако посланец, услышав угрозы, ничуть не смутился и пошел впереди, указывая Иисусу дорогу. А когда дошел до места, где осколки камней могли поранить ноги божественного узника, он расстелил свой плащ на земле, приглашая Христа пройти по нему.
Ропот в толпе усилился.
Иисус же с мягкой улыбкой ступил на плащ и продолжал свой путь к лестнице.
Тут иудеи закричали Пилату:
— Почему ты высылаешь к этому человека гонца, словно тот не преступник? Зачем посланный тобой назвал его господин?.. И, наконец, почему гонец расстелил перед ним плащ?..
Пилат знаком приказал Иисусу остановиться, чтобы осведомиться у слуги, по какой причине тот повел себя подобным образом.
Иисус застыл неподвижно в пустом пространстве, огороженном двойной шеренгой воинов, всего в нескольких шагах от ступеней.
Слуга же поднялся по лестнице и приблизился к Пилату.
— Почему ты назвал господином этого человека, — спросил его римский прокуратор, — и зачем ты расстелил плащ ему под ноги?
Тот ответил:
— В прошлое воскресенье я присутствовал при въезде этого человека в город. Он сидел на осле. Дети иудеев размахивали пальмовыми ветвями и подбрасывали их в воздух, крича: «Будь благословен, сын Давидов!», а отцы их расстилали свои одежды под копытами его осла с возгласами: «Да будет благословен пребывающий на небесах! Да будет благословен идущий от имени Господа!»
Иудеи, что стояли близко к преторию, расслышали объяснения слуги и закричали ему:
— Как случилось, что ты, грек, понял сказанное на здешнем наречии? Слуга обернулся к спрашивающим:
— Все очень просто, — пояснил он. — Я подошел к одному из иудеев и спросил его: «О чем кричат эти люди?» И он мне все объяснил.
— И что же они выкрикивали? — спросил Пилат.
— «Осанна», господин! — отвечали иудеи.
— Так что же означает это восклицание? — продолжал спрашивать римский наместник.
— Оно означает: «Будь благословен, Господи!»
— Значит, — заключил Пилат, — вы сами кричали «Осанна!», когда проходил этот человек, и бросали ваши плащи ему под ноги. В чем же повинен мой посланец, назвав его господином и расстелив свой плащ перед ним?
И, обратившись к гонцу, он добавил:
— Ступай и пригласи Иисуса.
Тот спустился по лестнице и снова склонился перед Христом со словами:
— Господин, ты можешь идти дальше.
Иисус пошел вперед, и, когда он проследовал мимо двоих знаменосцев, знамена сами собой опустились перед ним, словно бы поклоняясь ему.
При виде этого иудеи закричали:
— Посмотрите же, что делают знаменосцы! Они поклоняются ему!
Пилат, как и другие, видел, что древки склонились долу, и не понял, по какой причине это произошло. Он вопросил знаменосцев:
— Что вас заставило это сделать? Но те в растерянности отвечали:
— Господин, мы язычники и поклоняемся храмам. Как мог ты предположить, что мы станем поклоняться этому человеку?
— Так что же? — настаивал Пилат.
— Не мы склонили наши знамена, — они сами склонились перед ним помимо нашей воли.
— Вы слышали? — обратился наместник к иудеям.
— Это ложь! — возмутились те. — Знаменосцы — тайные сторонники лжепророка!
— Я в это не верю, — промолвил прокуратор. — Поступим так: выберите самых сильных из вас и самых яростных недругов Иисуса. Пусть они примут знамена из рук моих воинов, а мы посмотрим, удержат ли они их в своих руках.
Иудеи выбрали двух молодцов геркулесового сложения, и те предстали перед Пилатом.
— Прекрасно, — сказал тот. — Пусть знаменосцы уступят этим двоим свое место и то, что у них в руках.
Двое могучих израильтян взяли знамена из рук воинов, встали на первую ступень, облокотились о поручни и напрягли все мышцы.
Пилат же обратился к своему посланцу:
— Отведи Иисуса на прежнее место. Пусть он вторично поднимется по лестнице, а мы посмотрим, крепче ли руки у новых знаменосцев, нежели у прежних.
Иисус вышел из претория, но через другую дверь, чтобы, спускаясь с лестницы, не проходить мимо знаменосцев.
Тем временем Пилат обратился к силачам-добровольцам:
— А сейчас я клянусь именем кесаря: если знамена склонятся, когда Иисус пройдет мимо вас, я повелю отрубить вам головы.
После этого он вновь обратился к посланцу, появившемуся вместе с Христом, и приказал:
— Пусть Иисус поднимется вторично!
— Господин Иисус, — обратился к тому слуга Пилата, снова постелив свой плащ под его ногами, — прокуратор Понтий Пилат повелевает тебе приблизиться к нему.
Иудеи опять возроптали, видя почести, оказываемые обвиняемому, но почти тотчас все их внимание вновь сосредоточилось на знаменосцах.
Иисус неторопливо, торжественно двинулся вперед, и, пока он приближался, знамена столь же медленно склонялись перед ним, несмотря на все усилия тех, кто стискивал в пальцах их древки. Они опустились так низко, что орлы коснулись каменных плит и божественный мученик, если бы пожелал, мог бы наступить на них, проходя мимо.
Пилат вскочил, сам ужаснувшись чуда: отчаянные усилия обоих иудеев, во что бы то ни стало желавших не уступить, были очевидны. Христос же не произнес ни слова, не сделал ни единого лишнего движения!
— Ну что? — закричали в толпе. — Разве мы не говорили, что он маг?
В душе прокуратора что-то надломилось. Он предпочел бы поверить в некую дьявольскую власть, нежели в проявление божественных сил. Однако все, о чем говорила Клавдия, отчетливо всплыло в его памяти.
Тогда он подошел к балюстраде и обратился к иудеям:
— Вы все, — заговорил он, — все, кто пришел сюда, знаете, что моя супруга Клавдия Прокула — язычница. К тому же она — родственница императора. Вам также известно, что она построила для вас много синагог. Так вот, в эту ночь она явилась ко мне и сказала: «Не предпринимай ничего против Иисуса, поскольку в видении мне открылось, что этот человек — праведник».
Но иудеи отвечали:
— А если это он наслал видение? Он мог прибегнуть к той же демонской силе, как и сейчас, когда заставил знамена склониться перед собой!.. Это маг, а Тиберий Август карает магов смертной казнью!
Вдруг среди иудеев раздался сильный шум. Некто, только что прибежавший с улицы, ведущей к Древним воротам, что-то громко говорил, размахивая руками.
— Пилат, Пилат! — закричали иудеи.
— Что такое? — спросил тот. — Чего вы еще хотите?
— Мы просим, чтобы испытание было повторено в третий раз.
— И кто же набрался храбрости решиться на новую попытку? — поинтересовался римский прокуратор.
— Я! — раздался мощный, зычный голос, и в свободное пространство между толпой и стражниками вступил мужчина лет сорока — сорока пяти, явно невысокого происхождения, хотя и с красивыми чертами необычайно правильного лица.
Черные глаза его горели гневом, белоснежные зубы сильного хищника обнажились под тонкими бледными губами, длинные волосы развевались, как львиная грива, и при резком движении головы, привычно откидывающем их со лба, беспрестанно хлестали его по плечам.
Под туникой угадывалось тело совершенных пропорций, а большой кожаный фартук, одним углом заткнутый за пояс, придавал ему нечто воинственное.
Встав перед Пилатом, он с вызывающим видом скрестил руки.
— Да, я, — повторил он.
— И кто же ты? — спросил прокуратор.
— Зовут меня Исаак Лакедем, сын Нафана из колена Завулонова, — отвечал тот. — Я не страшусь ни мага, ни колдуна. Во времена императора Августа я служил в восточном легионе, набранном в Сирии Квинтилием Варом. Я был с ним в землях бруктеров, когда германцы, предводительствуемые Арминием, атаковали и, предварительно заманив в ловушку, искромсали нас… Я нес орла, и если он упал, то только лишь со мной: мне раскроили грудь мечом. Вот шрам… И если я не склонил знамя перед грозным вождем германцев, я не опущу его и перед лжепророком. Дай же мне знамя! Пусть испытание возобновится в третий раз.
— Да будет так! — сказал Пилат. — Воин, отдай знамя этому человеку. Тот повиновался, а для того чтобы Христу не пришлось опять спускаться, новый знаменосец, приняв из рук прежнего знамя, поднялся на десять ступеней, оставив Иисуса внизу. Остановившись посреди лестницы, он ждал, пока шедший вверх Иисус поравняется с ним.