Действительно. На доске был полноценный мат, который весьма редко бывает в мало-мальски квалифицированных играх.
Ну, так игра была не квалифицированная. Зато удовольствие от нее, по крайней мере, один из игроков, безусловно, получил, судя по победно-самодовольной морде пьяного победителя.
Иссакыч друга подхватил и повлек в сторону выхода.
— Ты чего? Ты куда? Мы еще не кончили.
— Чего не кончили? Я уже за все расплатился. Некогда. У меня консилиум. Понимаешь? У меня консилиум!
— А куда ты меня тащишь? Барс Сакыч! Я хочу домой.
— К маме…
— Ну и к маме. Имею право.
— У меня еще осталось на такси. Доедем до моего места, а потом я тебя довезу куда надо.
— А куда мне надо?
— Пьянь подзаборная. Кабацкая ярыжка. Куда мне надо, туда и тебе.
С легкой, не агрессивной перебранкой, наконец, выкатились они на улицу. Борис чувствовал ответственность свою и как врача и как товарища пьяного супермена, а потому сам он себя похмельным не ощущал. Ограничитель пока помогал. Чуть пошатываясь под тяжестью неустойчивого друга, он все же целеустремленно передвигался в сторону стоянки такси. Вновь Бог им помог, и искомая машина попалась раньше цели их передвижения. Минула их и опасность отказа шофера вести пьяных. Видимо, и тут помог ограничитель — Борис не производил впечатление малотранспортабельного. Загрузились и покатились.
Около дома Тины Вадимовны Борис усадил Володю в скверике вблизи подъезда и строго наказал сидеть и никуда не отлучаться пока он не придет. Он надеялся, что недолго будут собираться и знал, что путь лежит мимо его дома, куда и хотел закинуть товарища. Пусть проспится, пока не закончится консилиум.
Дверь открыла сама хозяйка и провела в большую комнату, что в прошлом могла называться гостиной, а сейчас чаще именуется иными столовой, а иными общей комнатой. Прямо перед дверью, шагах в пяти от нее стоял круглый стол, на котором возвышалась в половину человеческого роста скульптура, сидящего в кресле покойного мужа Тины Вадимовны, известного писателя, разумеется, Борисом узнанного.
— Хорош? — указала на скульптуру Смоляева — Проект памятника. По-моему, очень удачно. Садитесь Борис Исаакович. Сейчас я буду готова.
Она открыла дверь в другую комнату, где на противоположной стене висел большой портрет молодой женщины в полный рост.
— А это Глазунов. Его пока мало знают — говорят гоним. Муж его привечал.
Прежде чем Тина Вадимовна прикрыла дверь, Борис успел разглядеть стоящий на пьедестале прозрачный саркофаг и мужнину посмертную маску внутри его.
Недолго меняла Смоляева туалет и вскоре вышла.
— Тина Вадимовна, у меня тут внизу товарищ дожидается. Он чуть подвыпил, не могли бы мы его закинуть в дом? Крючок очень небольшой. — Борис назвал адрес и получил согласие хозяйки и шофера.
А разве евреи пьют?
— А кто вам сказал, что он еврей? — согласно правилам, заданной игры, вопросом на вопрос ответил Борис. И продолжил — Это вы, глядя на меня, решили обобщить и мое окружение?
— Да сама не знаю. Почему-то так решила.
— Да пьем мы, пьем. Как говорил Светлов: «мы уже пьем, мы уже деремся, что вы от нас еще хотите?»
Тина Вадимовна смущенно похихикала: — Да, да. Помню, помню. Светлая личность Михаил Аркадьевич. Это он антисемитской команде, тогда в ЦДЛ сказал, когда начали гоняться за евреями, врачами-убийцами. Мой вот никогда антисемитом не был. У нас полно было друзей евреев. Вот сосед наш. Еврей. Замечательный писатель и человек. Знаете, он тоже прилично пил.
— Ну вот, видите! А вы говорите! Евреи тоже люди, тоже пьют порой.
— Вот именно, что порой. Это и ценно, что порой.
— Да чего делить мир. Евреи такие же. Есть пьющие, а….
— Что это мы разговорились! И товарищ ваш ждет, и наш больной заждался, наверное.
В лифте Смоляева все ж успела высказать свое отношение к ныне царствующим в онкологии академикам и их теориям.
У самого подъезда уже стояла открытая машина полувоенного полудеревенского образца, именуемая в народе «козлом». Тина Вадимовна водрузилась на переднее сиденье рядом с шофером. Ее белая широкая кружевная шляпа, закрепленная высохшим раствором сахара, что в то время было модно среди некоторой части населения, почти касалась лица водителя своими сладкими полями.
— Ну! Где же ваш товарищ? Борис посмотрел в сторону скамейки, где оставил друга математика, но там никого не было. Он побежал на сквер и там, на траве, подле лавки обнаружил, лежащую и мирно спавшую, потерю. Борис, согласно правилам и традициям, стал растирать уши и приговаривать: «Вставай, гадина! Машина ждет. Великий русский писатель тебя ждет, чтобы домой тебя, пьянь подскамеечная, отвезти» Он поднял Володю и, поддерживая его сзади, и, подталкивая, стал медленными шажками приближаться к машине.