Видит человек домик под черепичной крышей, дорожку, вежливых улыбающихся людей, влюбляется он в это всеми силами своей души. В это, то есть в реальность. А мы все о посредниках толкуем.
Несомненное благо не требует для поклонения оному посредников в виде системы смыслов! Несомненное? Ой-ли?
Нормальная жизнь — это не жизнь обитателя Африки, Азии или Латинской Америки. Обитатели этих континентов могут подключаться к благу под названием «нормальная жизнь». Но само это благо (и его эталоны, что тоже немаловажно) размещено на Западе. Западная цивилизация — она и только она — взрастила внутри себя нечто, называемое «нормальная жизнь». Но могу ли я ставить знак равенства между «западным образом жизни» как таковым и тем, что называется «нормальная жизнь»?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, достаточно отнестись к тому, что привычно именуется «западный образ жизни» не как к чему-то монолитному (образ жизни), а как к полисистеме («образы», а не «образ жизни»).
Рыцарский образ жизни — это тоже западный образ жизни… Один из западных образов жизни…
Можно ли назвать рыцарский образ западной жизни нормальной жизнью в том ее понимании, которое мы обсуждаем? Безусловно, нет! В какой степени «нет»? В относительной (рыцарский образ жизни не является нормальным в интересующем нас понимании) или же речь следует вести не об относительной, а об абсолютной степени того же самого «нет»? То есть о том, что рыцарский образ жизни не просто не является нормальным в интересующем нас смысле, а является антитезой этой самой «нормальной жизни»? Речь следует вести именно о том, что рыцарский образ жизни является антитезой «нормальной жизни».
Но такой, как говорят, «расклад», укоренившись в реальности, должен быть оформлен в культуре. Если в реальности рыцарский образ жизни и «нормальная жизнь» находятся в антагонистических отношениях и эти отношения освоены общественным сознанием эпохи, то должен появиться роман… Или поэма… Где были бы герой и антигерой (Протагонист и Антагонист), выявляющие этот антагонизм, превращающие его в многогранные человеческие отношения между людьми, олицетворяющими антагонистические западные образы жизни. Кто Протагонист и кто Антагонист? Это зависит от исторического периода!
Великий поэт эпохи доминирования рыцарских ценностей, Бертран де Борн, расставляет приоритеты одним образом:
Сброд торгашей, мужицкий сброд, Зловонный городской народ — Восставшие из грязи Тупые, жалкие скоты! Противны мне до тошноты Повадки этой мрази.Но это оценочная норма, свойственная эпохе Элеоноры Аквитанской и Ричарда Львиное Сердце. Эпохе того, что на языке Бертрана де Борна можно назвать восхождением сброда торгашей. Или же — триумфом сторонников «нормальной жизни». Но много прежде, чем этот триумф состоялся (и столетиями позже однозначно-оскорбительных оценок Бертрана де Борна), родился гений — Мигель Сервантес. И он написал своего беспрецедентного «Дон Кихота». Того самого, про которого Достоевский говорил как про достаточное оправдание всего человечества на Страшном Суде. Мол, если человечество смогло создать такое — оно заслуживает прощения все целиком.
У Сервантеса нет и в помине деборновской категоричности. Санчо Панса — не прописной негодяй (представитель «сброда»), а глубокий, трогательный, душевный человек со своей правдой.
Он во всех смыслах слова — нормальное начало. Он, прежде всего, просто здоров и не принимает ветряную мельницу за великана.
Он не только здоров — он еще и здравомыслящ.
Он не просто здравомыслящ — он, как бы сейчас сказали, авангарден. Он критикует уходящее, осуществляя важнейшую культурную функцию.
Но кто когда-либо решался сказать, что Санчо Панса — Протагонист, а Дон Кихот — Антагонист? Кто-кто… Перестройка наша — вот кто… «Заколебали вы нас своими ветряными мельницами! Хватит воевать с ветряными мельницами!»
Табун перестройщиков прошелся по всей отечественной и зарубежной культуре. Георгий Товстоногов в преддверии перестройки за счет легкого смещения акцентов в блестящем своем спектакле представил «Горе от ума» Грибоедова как равный поединок Протагониста (Чацкого) и Антагониста (Молчалина). Но он не мог и никогда не стал бы выворачивать наизнанку отношения в рамках вышеуказанной протоантагонистической пары. Да это и не нужно было предперестроечной интеллигенции 60–70-х годов, только готовящей перестройку. На тот момент нужно было держать пальму первенства за интеллигентом — Чацким, борющимся с номенклатурщиком — Молчалиным.