Бытовые фобии Маркса должны интересовать нас не больше, чем, например, состояние его зубной эмали. Служебные высказывания «нефилософских Марксов», о которых я связал выше, ничуть не более интересны.
Интересно только философское содержание Марксовой критики России и некий экзистенциал Маркса, который неотрывен от гения. То есть эта самая «зачарованность», значащая еще больше, чем непосредственно философское содержание.
И давайте все же договоримся, что Волга впадает в Каспийское море, а Маркс — не Шубарт и не Энгельс. Россия рассматривается Марксом (а) как источник странной революционности и (б) как Российская империя. Российскую империю он по определению любить не может. Для этого не надо быть русофобом или агентом британской разведки. Надо быть революционером и человеком своего времени. А также мыслителем, одержимым «страстью по Историческому».
Страсть эта может быть страстью гения или страстью идиота. Для идиота Историческое всегда право и всегда является благом. Это-то и называется «прогрессизм». Маркс относится к Историческому совсем не так. Он влюблен в историю — трагической и зрячей любовью. И поверяет историей все на свете. Народы в том числе.
А вы? Вы их вообще ничем не поверяете? Для вас они все равны-равнехоньки и замечательны по определению? А любая другая позиция — это расизм, ксенофобия, союз с Розенбергом и Гиммлером? Извините — в этом случае вы уже дозрели до того, чтобы стать функционером Организации Объединенных Наций. Вам осталось признать концепцию устойчивого развития — и перестать философией заниматься. Тут ведь или — или… Или ООН и устойчивое развитие, или философия.
Маркс убежден не в спасительности прогресса, а в спасительности Истории, которая должна завершить свою амбивалентную — слышите, не благую, а амбивалентную — миссию. Она должна накопить благо и зло. И когда ему говорят: «Вот ведь как она зло накапливает», — он отвечает: «Не хуже вас это вижу, но назад пути нет и не может быть».
Маркс — и это в нем важнее всего — не только изучает историю или поклоняется ей. Он ее делает! Он обнаружил, где накапливается историческая лава, и с этой лавой «работает». Он формирует для этой лавы полость (освобождение через коммунистическую революцию), создает канал. Он не историк, он Вестник, то есть Пророк. Светский пророк, разумеется, носитель исторической новизны. Он субъект для субстанции, дух для души, смысл для времени, жених для невесты. Поппер ненавидит Маркса и восхищается им именно по этой причине.
Если бы Огонь не загорелся и не объял собой все человечество и весь XX век, Маркс был бы амбициозным сектантом со смехотворными претензиями. Очередным гуру, окруженным малочисленными сюсюкающими поклонниками. Но Огонь-то ведь загорелся! Ох, как он загорелся! А раз он загорелся, то взятая на себя историческая роль Марксом была, согласитесь, выполнена. И потому его можно назвать Пророком в строгом и единственно возможном смысле слова. Кто светский Пророк Нового времени? Коллективный гений энциклопедистов? Ведь не Руссо же? Марат — это Ленин Нового времени. Наполеон — Сталин Нового времени. А Маркса (поименованного пророка) у Нового времени нет. Пророк Нового времени — не личность, а коллектив (энциклопедисты). Пророк Новейшего времени — личность (Маркс). И это пусть и не артикулируют, но очень многие понимают.
И что же? Мы ждем мелочных ООНовских добродетелей от пророка, влюбленного в Историю и считающего себя мессией, открывателем последней страницы, эсхатологическим вестником?
Мы хотим, чтобы такой Пророк относился к племенам Амазонки так же, как к народам Европы? Но для того, чтобы к ним так относиться, надо ненавидеть историю. Маркс видит, что человечество развивается неравномерно. Что где-то уже капитализм, где-то феодализм, где-то племенная архаика. А кто в последней трети XIX века этого не видел? Только слепой!
Как относиться к отсталым племенам и народам? К странам, явно находящимся на феодальном или даже предфеодальном этапе исторического развития?
Как должны к ним относиться люди, верящие в прогресс, понятно. Для таких людей отсталые племена и народы — это бедолаги, обделенные единственным благом, коим как раз и является этот самый прогресс. Они «почти как люди».
Как к подобным отсталым племенам и народам должны относиться антипрогрессисты, тоже понятно. Для них отсталые племена и народы — источник неповрежденности, незараженности злом, подлинно природные люди.