Дима подал невестке руку. Они вместе двинулись в подъезд. В квартире, сделав Юле чашку горячего чая, Димка стал ходить по комнате.
– Господи, как я ее ненавижу! – говорил он. – И что ей только здесь понадобилось? Мало она Сереге крови попортила! Вампирка хренова! Все нервы ему измотала, тварь! Гадина! Убил бы ее! Ей-богу, убил бы!
– За то, что она изменяла ему? – спросила Юля, отпивая чай.
– Изменяла, – повторила Димка. – За то, что он мучился по ее вине! Я все видел! Хотя, если признаться, то Серега и сам виноват. Слишком много он ей позволял, но я ее ненавижу за то, что она совершенно о нем не думала! Зачем тогда она замуж за него выходила, если ей было на него плевать? Дрянь неблагодарная! Ненавижу ее! Ненавижу! Сколько боли она моему брату принесла! Мерзавка! А уж как она себя с ним вела перед разводом! Я все знаю! Эгоистка проклятая! Ты бы слышала, что она ему говорила! Ты бы слышала как! У меня сердце кровью обливалось, а уж что с ним было! Я ведь тогда стоял напротив открытого окна возле дома, все слышал, а он даже не видел меня – в таком был шоке. Что она с ним сделала! Мой бедный Сережа! Мой бедный Сережа… – Димка повторил последнюю фразу каким-то другим тоном.
Юля вскинула глаза на деверя. Тот замер, как статуя, как обращенный в камень титан. Казалось, время остановилось для него. Парень резко остановился и не сходил с места. Юля осторожно поставила чашку с чаем на подлокотник диван. А в следующую секунду Димка охнул, а затем опустился на пол. Юля, держась рукой за живот, наклонилась к нему.
– Дима? – произнесла она.
– Что она сделала, – сказал он. – Что я сделал? О, Господи!
Он закрыл лицо руками, а плечи его как-то странно затряслись. В первые минуты Юля ничего не поняла, а потом с ужасом осознала, что он плачет. Всегда смелый, самоуверенный, наглый и эгоистичный Димка сейчас плакал, как ребенок, у которого забрали все игрушки. Это выглядело так дико и несуразно, что Юля не знала, что и сказать.
Она могла утешать свою младшую сестру, Дашу, и даже отца, если он плакал пьяными слезами, но как подступиться к Димке, она не знала. Снегирев-младший всегда казался таким гордым и уверенным в себе, что трудно было подумать, что где-то в глубине его души запрятана другая его сторона.
Юля, чувствуя, что дети снова начали толкаться, смогла только положить руку на голову Димы и погладить его.
– Дима, не надо так, – сказала она. – Успокойся. Все наладится. Ты поговоришь с Сережей, и все будет хорошо. Он простит.
– Не простит, – глухо ответил Димка, помотав головой. – Я бы не простил.
– Простит, – повторила Юля.
– Не сможет, – ответил Димка, оторвав ладони от своего лица, которое покрылось красными пятнами. – Может, в первый раз ее он и смог простить, то во второй меня – вряд ли. Мы же с ней, по сути, с ним одно и то же сделали.
– Не преувеличивай, кого ему еще простить, как не тебя, – сказала Юля. – Жена может стать бывшей. А брат вряд ли.
Димка помотал головой.
– Не простит, – сказал он. – Я Сережу знаю. И мне трудно будет его винить.
Глава 66
Юля размешивала сахар в чашке с чаем. Даша молча наблюдала за ней. За окном падали белые пушистые хлопья снега и горячий чай – это то, что нужно в морозную погоду, когда не хочется выходить на улицу.
– Боишься?
– Чего? – Юля отвлеклась от своих мыслей.
– Рожать, – пояснила подруга.
– А, – протянула Юля. – Да, наверное. То есть, я не думала об этом.
– А о чем ты тогда сидишь думаешь?
Девушка помолчала.
– Даша, мы можем поговорить откровенно? Как помнишь, когда нам было по пятнадцать, и мы честно с тобой делились сердечными тайнами?
– Скорее, это ты делилась, – отозвалась Даша. – Тогда ты призналась мне, как влюблена в Сергея и что всю жизнь хочешь быть с ним.
– Да, – подтвердила Юля. – А ты мне тогда ничего про себя не сказала.
– Я никого не любила. Ну, кроме Витеньки, конечно, – тут же поправилась самая преданная фанатка Цоя. – А так мне любовь в юношеском возрасте казалась чем-то глупым.
– Почему?
– Не знаю. Наверно, потому что наши мальчишки в пятнадцать лет ни на что не годились, и я не понимала, как в них можно влюбляться, – усмехнулась Даша.
Юля улыбнулась. Даша и впрямь была серьезна и смотрела на страдающих от неразделенной любви девочек-подростков с оттенком презрения. Фанаты Цоя были выше подобных «страдашек».
– Сейчас речь не об этом, – сказала Юля.
Даша взглянула на нее.
– А о чем?
– Ты согласна поговорить откровенно?
– Почему-то мне кажется, что ты хочешь подвергнуть меня допросу, – усмехнулась брюнетка.