Доктор Бодрэ умолкла, наконец полностью осознав стоящую перед ними проблему.
Бидж сотрясла мучительная судорога. Лори марлевой салфеткой вытерла пот ей со лба. Где-то рядом Конфетка проговорил:
— Бидж, у нас нет выбора.
— Нет, — упрямо повторила она.
Все снова посмотрели на нее. В этой операционной под бестеневыми лампами ловилка в ее руке казалась неуместным анахронизмом.
Конфетка покачал головой.
— Бидж, ты просто испытываешь предоперационную панику. Так не годится.
Это были жестокие слова. Предоперационная паника — ее испытывают первокурсники…
— Дело не в этом, — покачала головой Бидж. — Причина — не страх.
— Это же кесарево сечение, а не какая-то царапина.
— Никакого наркоза, — твердо сказала Бидж. Она много размышляла, когда поняла, что кесарево сечение может оказаться неизбежным.
— Это безумие, — пробормотала доктор Бодрэ, но тут же прижала руку в перчатке к скрытому маской рту: это, конечно, соответствовало действительности, но говорить так было бестактно.
Бидж обратилась к ней одной:
— Никто не может гарантировать, что наркоз не повредит новорожденному.
— Не глупите. — Доктор Бодрэ перешла за занавес. — Эти анестетики применялись при миллионе кесаревых сечений, и почти всегда никаких нежелательных последствий для маленького человечка… — Она остановилась и так закусила губу, что капелька крови проступила сквозь маску.
— Ну вот, Люсилла, — вздохнул Конфетка, — теперь ты понимаешь, зачем я прорвался сюда? Хочешь провести консилиум?
— Что за младенец ожидается? — медленно спросила та.
— Наполовину фавн, наполовину человек. — Конфетка повернулся к Бидж: — Поправь меня, если я не прав. Бидж бессильно покачала головой; ей сейчас было не до обид.
— Но ведь есть эпидуральные анестетики, которые безопасны и для человека, и для козла. Какая должна бы быть дозировка, чтобы не повредить малышу-фавну?
Лори неожиданно сказала Бидж:
— Лапушка, я ненавижу делать что-то на глазок, но тут я справлюсь.
Бидж покачала головой.
— Только не в этом случае.
— Тогда чего ты от нас хочешь? Бидж глубоко вздохнула и ответила так спокойно, как только могла:
— Как делали кесарево сечение до изобретения наркоза?
Доктор Бодрэ поежилась. Конфетка медленно произнес:
— На этот вопрос я могу ответить. Пациента привязывали к столу, и еще кто-нибудь его держал.
Перед Бидж промелькнуло воспоминание из детства: диорама поля сражения времен Гражданской войны — генералу Джексонуnote 21 ампутируют руку. Хирургу помогает здоровенный детина, готовый схватить Джексона и удерживать его.
— Меня может держать Лори. Я должна… Доктор Бодрэ спокойно ответила:
— Не пойдет. Бидж, вы знаете, каков был процент смертельных исходов при кесаревом сечении в те времена? Семьдесят пять процентов. Значительная часть, конечно, за счет инфекции, но и очень многие — от шока. Я не могу пойти на это, — заключила она честно, но тут же добавила: — Да и вы тоже. Обычно, если мать умирает, существуют способы выкормить малыша; в этом же случае это может оказаться затруднительным.
— Мы, конечно, можем попытаться, с помощью Стефана, — сказала Лори, — но, Бидж, этому просто нельзя дать случиться. Согласись на эпидуральный наркоз.
Бидж скрутила новая судорога. Наконец она кивнула.
— Только, пожалуйста, будьте осторожны. — Она понимала, что ее слова звучат глупо, но должна была их сказать.
— Обещаем, — ответила Лори. Доктор Бодрэ взглянула на Конфетку и холодно распорядилась:
— Приготовьте пациентку. Конфетка не колеблясь взялся за дело.
— Все готово, доктор. — Конфетка поколебался, что не часто с ним случалось, и добавил: — Просто делайте разрез, как обычно.
Люсилла Бодрэ бросила на него поверх маски взгляд, которого Бидж предпочла бы не заметить, и подняла скальпель.
Она легким движением рассекла мышцы, и Бидж испытала такую острую боль, что на мгновение ей показалось: лампы в операционной стали светить слабее. Почти тут же боль исчезла, и Бидж ощущала только присутствие скальпеля — как чего-то неприятного, чего не должно бы быть у нее в животе.
Конфетка протянул руку и вытер пот со лба Бидж. Лори крепко держала ее за плечи, и давление ее рук воспринималось как поддержка и обещание помощи.
— Ладно, — сказала доктор Бодрэ. — Раз уж вы хотите знать, что происходит, я собираюсь сделать два разреза: первый рассечет брюшину, второй — стенку матки. Пожалуйста, — добавила она устало, — не отбивайтесь своим клинком.
Она снова подняла скальпель, блеснувший в ярком свете хирургических ламп, и Бидж, которой никогда в жизни не приходилось переносить операций — даже миндалины ей не удаляли, — почувствовала непередаваемый ужас.
Снова возникла всепоглощающая боль, такая сильная, что Бидж даже не могла бы сказать, где именно ее источник. Она закрыла глаза, словно борясь с мигренью. Так же внезапно боль отступила, осталось только странное, непривычное ощущение: словно ее живот — тесто, и кто-то режет его на кусочки.
После первого разреза доктор Бодрэ, казалось, стала другим человеком.
— Ну, это было совсем легко. Как вы там, Бидж? В порядке?
Бидж, не доверяя собственному голосу и к тому же не в силах преодолеть внезапную сухость в горле, кивнула.
— Прекрасно. Теперь я использую крючки, чтобы расширить отверстие. Вы почувствуете, когда я наложу зажимы на сосуды, и может быть, холодок от воздуха там, где его раньше не было.
Бидж, увлеченная описанием, гадала, как это все выглядит. Одновременно она ощутила какое-то натяжение в животе. Конфетка снова вытер пот с ее лба.
Note21
Джексон Томас Джонатан (1824 — 1863) — генерал армии конфедератов, герой Гражданской войны. В мае 1863 г. в битве при Ченселлорсвилле сыграл решающую роль в победе над северянами, но был случайно ранен своими солдатами и лишился руки.