Руки затекли, но Паша не мог двинуться. Это нормально, что ему уже хочется их положить, а он не может? Кювезы слишком далеко, ногой не дотянуться. Но ведь если встать, то кто-то из детей может выскользнуть… И где медсестра? И надо бы сфотографировать, а как это сделать, если заняты руки?
Младший, словно почуяв страх, недовольно закряхтел, и Паша принялся раскачиваться всем корпусом из стороны в сторону. Ничего, справятся. По крайней мере, их с Никой двое, да еще и две тетушки, и бабушка Надя, которая наверняка будет ругаться, когда узнает, что рождение внуков произошло без ее ведома…
После кесарева теперь держат пять суток, значит, надо купить кроватки, собрать, все вымыть… А еще ванночки, комод, белье… Может, попросить Репкина задержать Нику еще на пару дней? Нет, так долго он без нее просто не выдержит.
— Ну что, папа, наобщались? — снова нарисовалась детская медсестра. — Я забираю?
— Подождите… Вы можете нас сфотографировать?
— Конечно. Где фотоаппарат?
Паша с досадой прикрыл глаза: в памяти всплыл кабинет Репкина и черный футляр на диванчике для посетителей… Ника его убьет. Ведь сто раз сам себе напоминал, заряжал всю ночь, обклеил квартиру яркими листочками с восклицательными знаками…
— Не расстраивайтесь, не вы первый, — рассмеялась сестра. — Телефон есть?
— Да, в заднем кармане.
— Вставайте, вот так, аккуратненько… Да не бойтесь, никуда вы их не уроните. Поворачивайтесь, я достану. В правом или в левом?
— В правом.
Она вытащила телефон и сделала несколько снимков. Потом забрала детей из его дрожащих, взмокших рук, сверилась с бирками и, разложив их по кювезам, лихо повезла куда-то, как продуктовые тележки в магазине. Паша посмотрел на фотографии: его не покидало ощущение нереальности происходящего, как будто все это было с ним во сне. Но нет, технику не обманешь. Самые чудные в мире крошечные человечки и его бледная, осунувшаяся и перекошенная от страха рожа. Внутри все перевернулось. Три минуты — и его жизнь никогда не станет прежней. Ника наполнила его существование смыслом. Грудь разрывало от рвущихся наружу рыданий, и он бы заревел, как дитя, если бы не Репкин.
— Ну, поздравляю, — вошел он и спустил с лица маску под подбородок. — Пока все нормально, через часик зайду посмотреть, как у нее сокращается матка. Держится бодрячком. Я наложил скобы. Вечерком переведу в палату. В принципе, детей можем приносить только на кормления, но она требует отдать их ей. Ты бы поговорил с ней, что ли, ей бы выспаться, дома еще нанянчится.
— Можно я загляну к ней? — Паша с благодарностью затряс ладонь акушера.
— Загляни, — Репкин вздохнул. — Только ты особо-то не выходи из образа врача, а то там другие мамаши начнут требовать мужей.
Паша последовал за ним в реанимацию: четыре койки, три из них заняты. Но он уже увидел жену и не смог сохранять равнодушие. В носу защипало, перед глазами все поплыло, дыхание сперло.
— Ты их видел? — после эпидуральной анестезии Нику колотила крупная дрожь, но она улыбалась.
Ее лицо побледнело от потери крови, губы стали бесцветными. И все же что-то новое, неуловимо нежное и притягательное появилось в ее облике. Для Паши она еще никогда не была такой прекрасной.
— Да. Спасибо тебе, родная. Они самые лучшие, — он коснулся губами ее лба, чувствуя, как слезы неконтролируемо стекают по щекам.
— Надо позвонить маме, пусть она заодно сообщит Алинке. Я сейчас не соображу, сколько времени в Штатах… Вот именно сейчас ей понадобилось выбиться в отличники и получить место на летней практике в Детройте, не могла дождаться племянников!
— Позвоню потом. Мне нравится, что это пока только наша с тобой новость.
— А что с именами? Ты посмотрел на мальчиков? На кого они похожи?
— Не знаю. Сейчас я согласен на все, что ты предложишь. Кроме Дормидонта.
Она поманила его пальцем, и он наклонился.
— Представляешь, вон та девушка назвала сына Дионисий, — шепнула она и стрельнула глазами на койку у окна.
— Только не говори, что собираешься последовать ее примеру, — притворно ужаснулся он.
Ника рассмеялась.
— Мне кажется, старший получился философом, — Паша достал телефон, чтобы показать фотографии.
— Точно, — Ника изучала снимок, чуть наклонив голову. — У него здесь такой вид, как будто он знает что-то, чего не знаем мы…
Они посмотрели друг на друга и одновременно прознесли:
— Как у Фейгина! — и расхохотались.
— А что, Илья — мне нравится. Илья Палыч Исаев. Звучит, — Ника словно пробовала сочетание на вкус.