Холл опустел, а Римо, якобы замешкавшись, остался ждать прихода свободной кабины. Через несколько минут он услышал, как в конце коридора призывно зазвонил телефон, потом замолчал – кто-то, вероятно, взял трубку. Буквально через минуту в конце холла открылась дверь, из нее вышли восемь человек, и направились в сторону Римо. Он нетерпеливо нажимал на кнопки лифта, не выпуская из вида странную группу мужчин, похожих на участников совещания в рамках Организации Объединенных Наций. У каждого из них на лице и одежде отражается государственный флаг их страны, – подумал Римо. – Интересно, неужели и я так же похож на американца, как они на иностранцев?
Группа проследовала мимо основного входа в Виллбрукский союз и направилась к соседней двери, которая была не закрыта. Когда делегаты вошли, дверь быстро захлопнулась и, судя по щелчку, была заперта на замок.
Лифт остановился уже в который раз, но Римо не вошел в него, заявив находившейся там пожилой леди, что ждет свободную кабину, чтобы ехать сидя. Все это он произнес приятным голосом, чем окончательно сбил с толку старую женщину, которая так и не поняла, почему молодой человек не захотел ехать с ней вместе.
Римо подождал еще минут пять, а затем приблизился к двери, за которой скрылась группа мужчин, представлявших все континенты. Прислушался, но ничего, кроме отдаленного гула голосов, не уловил. Они, должно быть, находятся не в этой, а в следующей за ней комнате, – предположил Римо. Толкнув легонько дверь, он убедился, что она закрыта на замок.
Тогда Римо вернулся к двустворчатой стеклянной двери основного входа, на которой красовалась вывеска: ВИЛЛБРУКСКИЙ СОЮЗ. Римо не сомневался, что мистер Богест где-то поблизости охраняет покой делегатов, поэтому достал из кармана монетку и постучал ею по стеклу. Никакого ответа. Он постучал еще раз: тихо, но настойчиво, и дверь, подстрахованная цепочкой, слегка приоткрылась. Римо увидел знакомого уже брюнета с атлетической внешностью.
– Мистер Богест? – спросил он на всякий случай.
– Да.
– Я дезинсектор! – заявил Римо и, просунув левую руку в образовавшуюся щель, ухватил молодца за адамово яблоко. Правой рукой он снял цепочку и беспрепятственно вошел внутрь. Затем Римо повернул замок изнутри и, сопроводив Богеста в секретарскую, усадил его в мягкое кожаное кресло.
– Вы любите своих детей? – спросил Римо.
Тот молча кивнул головой.
– Но не больше, чем я, – заявил Римо. – Поэтому будет очень обидно, если они останутся сиротами. Почему бы вам не посидеть здесь и не подумать о своих очаровательных крошках?
Указательным пальцем правой руки Римо нажал на височную артерию, и Богест потерял сознание. Минут на двадцать он отключился, – решил Римо, потрепав атлета по щеке. – Этого времени вполне достаточно.
Римо шел, ориентируясь на гул мужских голосов. Миновав нагромождение секретарских столов, он повернул направо в проход к приоткрытой двери, за которой проходило какое-то действо. Римо приблизился на цыпочках и стал прислушиваться. До него доносился хорошо поставленный голос европейца (но не англичанина), говорившего по-английски:
– Вам, джентльмены, хорошо известны правила, и вы все с ними согласны. А теперь я хотел бы получить запечатанные конверты с вашими предложениями, которые я вскрою в соседней комнате. Затем я вернусь объявить победителя. Все остальные могут уезжать и уже на следующей неделе получить «вклады доброй воли» своих правительств в моей конторе в Цюрихе. С обладателем выигравшего лота я поговорю отдельно о встрече с патроном и о переводе золота. Все ясно?
Ответом стал многоязычный хор:
– Йа! Ви! Да! Йес! Си!..
– Позвольте мне получить ваши конверты, господа, – напомнил собравшимся человек, открывавший аукцион.
До ушей Римо донеслись шорох бумаг и звук отодвигаемого кресла.
– Теперь я пойду в соседнюю комнату, чтобы изучить ваши предложения.
– Один момент, мистер Рентцель! – прозвучал чей-то гортанный голос. – Какие гарантии, – что вы скажете нам правду? Назовете ли вы сумму, которую выложит победитель?
– Сначала отвечу на второй вопрос, – сказал Рентцель. – Я не оглашу сумму, уплаченную победителем, так как сбор средств на приобретение лота мог быть для страны-покупательницы деликатным вопросом. Что касается первого вопроса, – продолжал Рентцель, – то было бы глупо приглашать вас всех на аукцион, если бы мы хотели продать лот какому-то определенному покупателю. Кроме того, сэр, дом Рапфенбергов связан с этим делом, а эта достаточно серьезная фирма не стала бы рисковать своей репутацией. Есть ли еще вопросы?