— Хиромант онлайн?! Господи, прости, — ржу в голос. Так, что похрюкиваю как в былые времена.
— Это означает только то, что я не выбрал одно дело по жизни. А ведь так и есть, все чем я когда-либо занимался — это разные отрасли. Нет ничего, за что бы я зацепился навсегда в плане карьеры. У меня ее нет. Я просто зарабатываю деньги. Если без шуток — хиромантия затягивает. Дай мне свою руку, — вполне серьезно произносит Глеб и сам берет мою правую ладонь. — Смотри сюда, — проводит кончиком указательного пальца. — Это линия жизни. А вот здесь видишь глубокое ответвление вниз.
— Ну и?
— Если провести вот от этого пальца к этому ответвлению — то можно примерно сказать возраст. Не веришь — посмотри на досуге. Двадцать лет, ну примерно. Это глубокое ответвление и есть та твоя авария. Но дальше, если ты заметишь, линия жизни четкая, — проводит пальцем вниз. — Не прерывается. А вот здесь чуть дальше видишь ответвление вверх на линии жизни?
— Ну пусть будет — да.
— Это очень хорошо. Интерпретировать можно по-разному, но в целом это жизненный подъем. В какой именно области — это уже мне неизвестно.
— Да ты прям хиромант, — на мое насмешливое «хиромант» Бестужев никак не реагирует. Просто потому что он слишком увлечен рассматриванием моей ладони. И то, с каким усердием он это делает, подтверждает, что он не шутит.
— Этому нужно слишком долго учиться. В моем случае — это было просто приятным времяпрепровождением. Только и всего, — одергиваю свою ладонь, как только понимаю, что ведение пальцем напоминает уже не рассматривание линий, а тупо поглаживания. — В жизни очень много интересных вещей, которые могут отвлечь человека и помогут скрасить ему досуг. У тебя есть голова и руки. Надо пользоваться всеми возможностями, которые тебе предоставляет жизнь. У других и этого нет. Попробуй найти что-то для себя, а не зацикливаться на плохом.
— Да ты отменный психолог. Может, ты еще и психологию начнешь изучать углубленно на досуге?
— То, что мне нужно в психологии я давно изучил. Иначе не имел бы всего того, что есть. Остальное меня не интересует.
— Кстати, не только ты у нас всезнающий и всепонимающий, думаешь я не заметила, как ты ловко ушел от вопроса про родственников?
— Разве я уходил? — приподнимает брови.
— Совершенно точно уходил.
— Тебе показалось. Не бойся, тебе не придется испытывать муки перед знакомством с моими родителями. Как и притворяться любящей невесткой. Мои родители давно умерли.
— От чего?
— Обычно люди говорят — «ой прости, я не знала», «ой, прости, мне очень жаль».
— А я необычная. Чего мне церемониться? Долой притворство. Мне интересно, поэтому и спрашиваю.
— Папа — от последствий аварии, не сразу, четыре года лежал. Мама от онкологии, за пару месяцев до папы.
— И как давно это было?
— Умерли? — задумчиво хмурит брови, потирая ладонью лоб. — Лет пятнадцать назад.
— Понятно. Ну вот теперь извини.
— За что?
— Не знаю, — бурчу себе под нос, откидывая голову на сиденье. А сама принимаюсь считать. С чертовой математикой всегда были не лады. Пятнадцать и четыре года лежал — это девятнадцать лет назад. Тридцать пять минус девятнадцать… черт, сколько же это будет? Загибаю пальцы как первоклашка и считаю. Вот дура! Тридцать пять минус двадцать — пятнадцать. Прибавь один, кретинка, и получишь шестнадцать. Пора возвращаться в начальные классы.
Итого в шестнадцать получил отца инвалида. Тяжело, особенно ребенку. Никогда не интересовалась жизнью Бестужева. Он меня в принципе не интересовал. Раздражал, бесил, а потом и вовсе возненавидела. Знала только, что денег до фига. А вот как и от кого они ему достались — никогда. А теперь и хочется, и колется. Но проявлять к нему хоть какой-либо интерес — глупо. И все же мой язык работает без участия мозга.
— Твоя семья была обеспеченной? — на мой вопрос Глеб лишь усмехается. Но все же спустя несколько секунд качает головой.
— У меня была очень обеспеченная бабка. Миллионерша. Правда, глухонемая. Мы о ней и знать не знали. Она появилась внезапно, когда мне было восемнадцать.
— И?
— И у нее был большой дом, где жило очень много родственников. И вот однажды я купил ей исправный слуховой аппарат. Она всех услышала, конечно, никому не сказала, сделала выводы и исправила завещание в мою пользу. Через пару лет померла и в двадцать один я стал богатым дядей.
— Офигеть, как может сложиться жизнь.
— Это была шутка. Моя семья — была нищая. Мы жили в однушке и нам, в отличие от тебя, не хватало денег на противопролежневый матрас, в ход шел только камфорный спирт. Все, что я имею, Соня, это только благодаря самому себе, — приподнимается с места и выпрямляется во весь рост. — У меня для тебя есть маленький подарок. Уверен, что он тебе понравится. Я быстро вернусь.