— Тогда и не надо меня бояться. Еще раз, если непонятно — я не сделаю тебе ничего плохого. А если когда-нибудь какое-либо мое действие ты расценишь именно так, то советую включить голову на максимум и посмотреть на это с другой стороны. У меня нет цели сделать тебе плохо, наоборот. Всегда, когда приходит неясная дурь в голову, а она, к слову, приходит иногда ко всем, вспоминай нашу первую поездку в машине. Поиметь тебя во всех смыслах этого слова и посадить в подвал — я мог еще тогда. Ну ведь я не сделал этого, имея кучу возможностей. Я все понятно объяснил?
— Вполне. А тебе понятно, что я голая в ванной?
— Понятно.
— Так если понятно — уйди! Нормальные люди не вваливаются в ванную к другим голым людям без разрешения!
— Ну ты уж определись. То приди, то уйди.
— Я не просила тебя приходить! — возмущённо бросаю я.
— Да что ты говоришь? — кажется, впервые на лице Бестужева я вижу эмоции, что-то типа «девочка, а ты не офигела, ли?» — Сообщение мне кто отправил? Ты?
— Я. Но это было не тебе.
— Ну, конечно, не мне, а Марату или Булату, — вот сейчас цвет моего лица приобрел, как минимум, помидорную окраску от стыда. Боже, он все это слышал… какой позор! Соберись, София! Хватит раскисать.
— А причем тут вообще мое сообщение? — как можно спокойнее интересуюсь я.
— Ты точно хочешь услышать ответ на этот вопрос?
— А что надо ответить, чтобы ты просто отсюда ушел?
— Я сам решу, когда мне надо будет уйти.
— Тогда все же хочу ответ на этот вопрос, вероятнее всего, который окончательно опустит меня ниже плинтуса, но только для того, чтобы ты быстрее решил уйти. Я путанно объяснила, но ты со своим очень извилистым мозгом должен был меня понять.
На мою реплику Глеб делает то, чего я ожидаю меньше всего, а именно — улыбается. Причем не как обычно, а очень даже открыто. Черт возьми, я бы сказала очень по-доброму улыбается. Расслабленно что ли. Очень непривычно видеть его таким.
— Не знаю, как так получается, — допивает сок и ставит стакан на пол. — Я всегда планирую говорить с тобой о конкретных вещах, хочу хоть в чем-то продвинуться, да много чего хочу сделать, на деле… как только вижу тебя, все идет… не так, как задумано. Вот что ты со мной делаешь, Соня? — и что я должна ответить на эту странную речь?
- Это скорее всего сегодня на тебя повлияли непредназначенные для еды огурцы, а не я, — Бестужев лишь усмехается на мои слова и качает головой.
— Мне нравится видеть тебя такой.
— Голой?
— Да где ты голая? Одна пена. Как будто не мыльная, а монтажная. Не оседает даже, — вновь усмехается, переводя взгляд на мое лицо. — Знаешь, когда я зашел в ванную и начал слушать твой рассказ с огурцами у тебя на глазах и с этим бантом или заколкой на голове, я испытал что-то очень приятное. Даже не знаю как сказать. Вот так и должна выглядеть девушка в твоем возрасте. Беззаботной, веселой, легкой что ли. Временами дурачиться, смеяться. Так надо. Это правильно. Ты мне нравишься такой гораздо больше, чем угрюмой злюкой в черном. Тебе вообще не идет черный цвет. Белый. Тебе нужен белый цвет, — на одном дыхании проговаривает Глеб и тянет руку к моему лицу, от чего я вполне осознанно опускаюсь еще ниже. Так, что уже почти до носа.
— Да чего ж ты такая трусиха? Выныривай давай.
— Чего ты сейчас хочешь, Глеб? — приподнимая голову, наконец, спрашиваю я.
— Некорректная формулировка. Да и ты не готова к моему правдивому ответу. Точнее, мои желания пока не совпадают с твоими. Поэтому, из уважения к тебе, я сдерживаю их и не буду озвучивать, — улыбается чуть ли не в тридцать два зуба. — На данный момент мне хочется с тобой просто поговорить.
— Я голая.
— Так это же отлично, голые люди — открытые люди.
— Ты вообще-то одет.
— Так ты хочешь, чтобы я разделся? Я только — за.
— Нет! Ну, уйди, пожалуйста.
— Уйду. Не бойся. Но не сейчас. Смотри, что получается, это, кстати, и есть ответ на вопрос про сообщение. Ты очень упрямая и своенравная, — вновь тянет ко мне руку, правда, в этот раз я не сползаю вниз. — Не признаешься в очевидных вещах, но это уже очевидно, — заправляет мокрую прядь волос из выбившегося пучка за ухо. — Ты скучала по мне, моим звонкам, возможно, даже по моему контролю, отсюда и написала, как бы раздражающее меня письмо, чтобы я отреагировал соответствующим образом. Будем считать, что у нас ничья. Ты — не признаешься, что это так и что я тебе нравлюсь, а я скажу, что прилетел на несколько дней раньше запланированного, просто потому что у меня внезапно закончилась работа. Договорились? — проводит кончиками пальцев по моей скуле.