— Шесть, — трындец, уже точно нахваталась от папаши. Мне реально капец.
— А где она сейчас?
— С моей бабушкой.
— У тебя еще и бабушка есть? — резко поворачиваюсь, наблюдая за тем, как Глеб идет ко мне. Одет и на том спасибо. Правда, снова непривычно видеть его в такой домашней одежде.
— Да, есть. Пережила своих двух детей. Так бывает, — садится около меня и протягивает мне мобильник. Не мой. — Последняя фотография в галерее. Свежая.
— Твоей дочки?
— Да.
Нехотя провожу пальцем по экрану. Нет, ну правда, чего я там так боюсь увидеть?
— Я не вижу галерею, — растерянно бросаю я, осознавая, что от страха ничего не замечаю. — А как ее зовут?
— Мария, — доносится до моего слуха, ровно тогда, когда Глеб открывает фотографию. Ну и сволочь же!
Глава 26
Была бы возможность, как минимум пнула бы Бестужева ногой. За какой-то час он соврал мне дважды и даже бровью не повел, при этом сам же и раскрывает правду, не отходя от кассы. Зачем? Ну что за странный мужчина? Перевожу взгляд с телефона на его улыбающееся лицо и обратно на экран. Ну, что сказать, «доченька» — красотка. Вот без шуток. Сейчас бы мне ее на подоконник и ночь без сна была бы обеспечена, просто потому что я бы тискала этот белый, пушистый и, я бы сказала, жирненький котячий шар.
— Похожи? — с усмешкой интересуется Глеб.
— Да. Дочь у тебя такая же волосатая. Вся в тебя. Правда, у тебя борода, а у нее усы. И она блондинка. Что это, генетический сбой или нагулял дите с какой-то белобрысой?
— Как это генетический сбой? — удивленно интересуется Бестужев. — Мы оба красивы и голубоглазые. Этого достаточно.
— Ты все это серьезно? На кой черт ты мне вешаешь лапшу на уши? Сначала Мария у нас женщина, с которой ты спишь, теперь твоя дочь. Что-то попахивает каким-то извращением. Ты часом не зоофил?
— Если разбирать по составу это слово — то это животное и любовь. То есть любовь к животным. И да, я определенно люблю животных. Только то, что у нас обозначается под этим термином, ко мне не относится. Не волнуйся, я не страдаю данной психопатией.
— Скажи, а ты со всеми такой? — зло бросаю я, смотря Глебу прямо в глаза.
— Какой?
— Такой, какой со мной!
— Нет, не со всеми. С тобой я милее.
— Боже мой, мне уже жалко всех остальных.
— Не стоит, жалость — разрушительное чувство, — не задумываясь, парирует в ответ. — На самом деле я тебя не обманывал. Да, немного не договаривал, но это ведь принесло свой эффект. Сначала тебе не понравился факт наличия у меня постоянной женщины по имени Мария, что говорит в пользу того, что ты ко мне неравнодушна, затем я дал тебе пищу для размышления, что у меня есть дочь и тебе тоже не понравился этот факт. Хотя, детей ты определенно любишь, судя по имеющейся у меня информации. Я ведь в тебе вызываю эмоции, Соня. А это и делает человека живым.
— Ясно, — откладываю мобильник Глеба в сторону, сжимаю руку в кулак и, толком не контролируя себя, бью со всей силы ему в грудь. Правда, конечной цели я не достигла, просто потому что Бестужев перехватил мою руку в миллиметре от себя. — Я тебе не подопытный кролик, понял, любитель животных? — цежу сквозь зубы.
— Я и не воспринимаю тебя так, как ты сказала. Не надо передергивать, Соня. И перестань делать из меня какое-то исчадье ада. Раз так получилось, что я прервал свои планы и у тебя они нарушились в виду болезни Вари, почему не воспользоваться этим шансом и не узнать друг друга лучше? Идиотская фраза, но в твоем случае она действительно отражает суть. Ведь ты ничего не знаешь обо мне.
— Зато ты знаешь обо мне все. Кажется, даже я знаю меньше тебя о своей жизни, — с ехидством отвечаю я, пытаясь вырвать свою руку из ладони Глеба.
— Не все, Соня, но да, мне была интересна твоя жизнь, логично, что я всем интересовался. Но лично я готов узнать много нового. Давай сделаем беседу приятной за очень поздним ужином? Хотя бы попробуем, — быстро добавляет Глеб, поглаживая мою руку большим пальцем.
— Хорошо, — зачем-то соглашаюсь я, наконец-то высвобождая руку. — Только зачем нам дожидаться доставки еды? Начинай прямо сейчас.
— Что именно?
— Рассказывать о себе, — после последнего произнесенного слова, я невольно поежилась от холода, на что Бестужев перевел на меня вопросительный взгляд.
— Я же уже спрашивал тебя. Замерзла?
— Да.
— А чего молчишь?
— Хочу и молчу.
— Господи… дай мне сил, — качает головой Бестужев и встает с подоконника.