Я подхожу к моему главному месту – иконостасу. Сверху на меня смотрит наш Бог – Иисус Христос. Его взгляд по-прежнему добрый, мудрый, справедливый, может, другие в его глазах видят что-то иное, а я всегда одно. Я преклоняюсь перед своей обожаемой женщиной – Божьей Матерью, которой пришлось пережить муки своего сына, его страшную смерть, но ее сердце настолько велико, что она до сих пор отзывается на призыв нуждающихся.
Я поднимаю голову и под куполом вижу глаза Создателя. Меня пронизывает легкая, прохладная покалывающая энергия, сменяющаяся на тепло и свет, который проходит сквозь меня, и я понимаю, что нахожусь в невесомом пространстве далеко за пределами Земли. Я задаю высшей силе лишь один вопрос: «Этот парень – испытание или искушение? Боже, помоги разобраться, я читала чужие проблемы, как по листу бумаги, но себе помочь не могу. Я боюсь себя. Не знаю где он, и меня мучает жажда видеть его. Избавь меня от искушения и дай мне поддержку во всех моих испытаниях».
Я закончила свой монолог и в ярком свете увидела большие круглые часы, где минутная стрелка движется так быстро, что часы пролетают, как секунды. Я пытаюсь найти перевод этому образу. «Время… время… ход времени чего?» – я думаю…
– Анастасия, – высокий голос раздался по церкви, и стены отразили мое имя еще раз. В этот миг энергия растворилась, и я как будто рухнула вниз с огромной высоты. Открыв глаза, пытаюсь собрать мысли воедино.
Обернувшись, я увидела своего духовного наставника. Я всегда его сравниваю со святыми на иконах: лицо у него бледное и вытянутое, борода и усы аккуратно подстрижены, нос прямой с маленькой горбинкой, темные волосы зачесаны назад и собраны в небольшой хвост. Он смотрит на меня с высоты своего роста, сдвинув густые брови. Я сразу поняла, что его не устраивает мой внешний вид, я перевожу взгляд с него на свою одежду, потом вновь на его угрюмое лицо.
– Я-я… не собиралась заезжать, поэтому так выгляжу.
– Ты не балуешь меня своими визитами. Ты что-то хотела спросить? – вежливо интересуется он, убрав руки за спину. В черной рясе он кажется выше и грациознее.
– Я уже спросила, – виновато подняла я плечи и показала рукой наверх купола.
– Как всегда, – немного обиженно произнес он.
Я вспомнила своего первого наставника, это был седовласый мудрец лет шестидесяти. Рядом с ним я чувствовала себя младенцем, и все его комментарии и советы я впитывала как губка. Когда мне было четырнадцать лет, мой наставник сказал, что уходит на заслуженный покой, и познакомил с Александром. Я поклялась, что буду слушаться своего нового наставника в дань уважения к старому мудрецу. В то время Александру не было еще даже двадцати, и, если бы не его ряса и крест на груди, никто бы и не подумал, что он священник. Мне непросто было делиться с ним своими секретами, и между нами возникали спорные вопросы, все же первый наставник вложил в меня чувство уважения, поэтому я старалась соблюдать субординацию по отношению к Александру.
– Прогуляемся, – спокойно сказал он, возвращая меня из воспоминаний. От обиды не осталось и следа, я восторгаюсь его сдержанностью.
Внутри меня все кричало: «Спроси у него!» – но я сдерживаю себя. Он всегда говорил, что любовь, семья и дети – это жертва, которую я возложила на алтарь ради спасения человечества. Я думаю, он не будет доволен, если узнает, что мои мысли не так уж чисты.
Мы гуляли во дворе церкви, наслаждаясь теньком и теплым ветерком
– Могла бы приходить ко мне на службу. Ты же знаешь, какая в этот момент чистая связь с Богом, – произносит он, снова убрав руки за спину. Он делает широкие шаги, из-за своего роста ему приходится опускать голову, чтобы смотреть мне в лицо.
– Вы же знаете, я к «больным» людям не хожу, – омрачилась я.
– Анастасия, это грубое сравнение, они все же люди! – назидательно говорит он, по-прежнему всматриваясь вглубь меня, как будто о чем-то догадывается.
– В большинстве случаев в церковь приходят люди, у которых серьезные проблемы, даже беды. К сожалению, по хорошему поводу люди ходят редко, – я выдерживаю паузу. – Боюсь, я не смогу совладать с ситуацией, когда приду на службу.
– Ты даже не пыталась, – перебил меня он.
– Чего вы добиваетесь? – моментально вспыхиваю я. – Я не могу переделать свою сущность и вся принадлежу «больным» людям, но даже вам известно, что я могу дойти до края своих возможностей.