— Прости, пожалуйста, — вот не хотела я, чтобы голос мой звучал так жалобно. Ууу, стыдобища.
Он приоткрыл один глаз, глянул на меня искоса и сообщил.
— Прощу. Как только ты мне всё расскажешь. Без утайки. Вот сейчас пойдём в дом. Сядем обедать. И ты абсолютно всё мне выложишь.
— А если нет? — обречённо спросила я.
— Тогда не прощу.
Вот так просто. Знать бы ещё, чем это для меня обернётся? В то, что он сделает мне что-то плохое, я уже, пожалуй, не верила. Или не хотела верить. Ну не может же он передумать? Под ложечкой неприятно заныло. Пускай лучше опять выгонит.
— Котёнок, что ты там себе сейчас напридумывала? — устало спросил мужчина, а когда я мотнула головой, отрицая что бы то ни было, внезапно наклонился, оказавшись слишком близко, ухватил жёсткими пальцами за подбородок, заставляя смотреть в глаза. А там бушевала буря. — Вот скажи, я тебя хоть чем-то обидел? Дал повод считать себя подонком?
На каждый его вопрос я трясла головой и мои глаза становились всё больше и больше.
— Тогда почему ты сжимаешься, словно я тебя одной фразой ударил? Ничего тебе не будет, если не расскажешь. Поняла? И шантажировать я тебя не собираюсь.
Он отпустил и, тяжело вздохнув, открыл дверь со своей стороны. Выбрался из своей машины. Но вместо того, чтобы пойти открывать мне, как раньше, застыл с мрачным выражением лица, даже руки на груди скрестил. Я почувствовала себя нашкодившим котёнком. Выбралась из машины, подошла к нему, а Руслан молча махнул рукой на дверь во двор. И вот это его молчание окончательно меня добило осознанием, я таки обидела его. И ведь действительно, как можно было рассуждая, какой он весь замечательный, через каких-то полчаса уже думать, что этот мужчина будет меня шантажировать своей помощью, или ещё чем. Дура, я и есть дура! Вот только плакать не буду. Не надо ему моих слёз видеть. И так на него слишком много меня и моих эмоций вывалилось. Хорошо, что хмурый мужчина идёт позади, и не видит, как я украдкой вытираю мокрые щёки.
Вот тебе и боец-Катюша! Размазня я, а не боец. Расклеилась совсем. Пока дошли до двери, я уже успела спрятать свой позор, но всё равно отвела взгляд, пряча покрасневшие глаза. А в доме, Руслан буркнув что-то, чтобы я покушала и не ждала его, ушёл наверх, оставив меня одну, наедине со своими мыслями и самобичеванием.
На кухню я забрела скорее от желания ему угодить, чем от реального голода. На столе стояла тарелка с остатками утренних блинов. Посмотрела я на них, и поняла, что станут они мне поперёк горла. Ну не могу я так. Терпеть не могу, когда на меня обижаются. Чувство вины, оказывается, почти так же ужасно, как безысходность, так же разрушительно, как отчаянье. Мне почти физически было больно от мысли о том, насколько я не права, насколько глупо я себя повела, как сильно я накосячила. Опять.
Хотелось немедленно сделать с этим, хоть что-нибудь, извиниться, объяснить, что угодно, лишь бы он не злился и не обижался, лишь бы не чувствовать себя такой виноватой. Накрыв тарелку обратно, я решительно пошла наверх, надеясь, что по дороге не растеряю всю свою смелость. И лишь перед его дверью замерла, дрожа от нервного перенапряжения. Я слышала его шаги, кажется даже голос, но меня занимала сейчас только собственная рука, поднятая чтобы постучать. Такое чувство, что она даже не мне принадлежит, а живёт своей собственной жизнью. Миг и костяшки соприкасаются с деревянным полотном двери. Тук. Тук. Тук. Словно три удара замершего сердца.
Оглушительная тишина ожидания выкачала из меня весь воздух. Я успела решить, что он не откроет, когда дверь наконец-то распахнулась, явив мне Руслана в одних джинсах. И воздух так стремительно хлынул в мои лёгкие, что удержать испуганный кашель не получилось.
— Что ты хотела, Катя? — спросил он тихо.
А я наконец смогла выдавить из себя то, для чего и пришла.
— Прости меня. Прости, что подумала на тебя плохо. Ты этого никак не заслужил. Это всё я. Мне не верится, что люди такие бывают. Но это мои проблемы, а не твои. Прости, что обидела своим недоверием.
Выпалив это всё на одном дыхании, я развернулась на пятках и собралась исчезнуть из его глаз, спрятаться в своей комнате, восстановить наконец нормальное дыхание. И не думать о том, что столь совершенное мужское тело мне вряд ли ещё когда придётся увидеть. Но попытка побега была остановлена его пальцами сомкнувшиеся на моём локте. Миг и я оказалась прижата к этому самому телу, вокруг сжались большие руки, а макушки коснулись его губы.
— И ты меня прости, Котёнок.
— За что? — ошарашенно пискнула я.
— За то, что дал повод тебе так подумать. За то, что забываю — ты не обязана мне доверять, ведь почти не знаешь меня. Простишь?
— Угу, — разве я могла ответить по-другому? Сейчас, когда меня переполняла эйфория от того, что наш неслучившийся конфликт исчерпал себя и Руслан на меня больше не обижается. — А ты меня?
— Уже, — хмыкнул он, погладив меня по голове. И мне захотелось, как кошка, потянуться за этой лаской, ткнуться ему в ладонь. Уф, Катя, тормози.
Но как же безумно хорошо было стоять вот так в надёжном кольце его рук. Под щекой мерно билось большое сердце, и от соприкосновения с его кожей, по моему телу распространялась незнакомая томительная дрожь. В груди что-то давило, не позволяя дышать и хотелось повернуть немного голову, коснуться губами, чтобы узнать каково это. Пальцы, они словно жили своей собственной жизнью, скользя по стальной груди. Начинающееся в подушечках покалывание огненными искрами мчалось по нервным окончаниям, заставляя делать судорожный вдох, чтобы получить уже новую дозу наркотика под названием Руслан. Его запах проникал в меня, мои лёгкие, кажется, даже впитывался сквозь поры и сводил с ума окончательно. Впервые в жизни меня настигло то чувство, о котором я только понаслышке знала.
Будем знакомы, влечение. Я Катя.
Надо это прекращать. То, что он мне безумно нравится, я поняла ещё вчера. Теперь к симпатии прибавилась новая проблема. Как бороться с проснувшимся желаниями, я не знала. По уму, для начала нужно убрать возбуждающий, то есть раздражающий фактор. Отодвинуться от Руслана.
— К-хм. Ладно. Спасибо, что выслушал.
Упереться руками ему в грудь, оттолкнуться, шагнуть назад.
Ха. Легче сказать, чем сделать. Особенно, когда захват мужских рук внезапно становится крепче, и на затылок ложится большая ладонь, удерживая. Я ошеломлённо вскинула голову и утонула в горячем шоколаде его глаз.
— Что же ты творишь со мной, Катёнок? — выдохнул он хрипло, склоняясь к моим удивлённо распахнутым губам. Миг недоверчивого ожидания и соприкосновение, которое перевернуло весь мой мир.
Я думала, что уже целовалась. Сейчас поняла, что даже близко не знала, что такое настоящий поцелуй. Мужские губы так нежно и одновременно жадно ласкали мои, что перед глазами всё плыло и я могла лишь беспомощно жаться к нему, впиваясь пальцами в плечи. И целовать, целовать в ответ, постанывая от удовольствия. Толчки его языка рождали волны томительного жара, что неслись по венам, выкручивая мышцы, собираясь потом в одном единственном месте, где всё уже свело в мучительном желании. Тело просило чего-то большего. И это меня наконец отрезвило.
Что я делаю? С кем? Как остановиться, когда даже дышать невозможно. Мужчина что-то хрипло пробормотал и оторвался от моего рта. Заскользил губами по подбородку и прижался ими к моему горлу.
— Ты сводишь меня с ума, маленькая. Я не знаю, как тебя отпустить.
Не отпускай! Держи! Кричала во мне обезумевшая от одиночества душа.
— Я не могу, Руслан, — сипло шепнул мой здравый смысл.
Глава 9
Руслан
Кажется, мне окончательно сорвало крышу. И можно конечно свалить всё на Катю, убедить себя, что виновата её странная выходка в машине, та паника, которую не заметил бы разве что слепой, или тупой, в конце концов то, что она сама сюда пришла, сама сунулась ко мне, заставив слететь с катушек. Но правда была в том, что если человек сводит тебя с ума одним своим существованием, то причины надо искать в себе. И давай уже, будь с собой честен, Руслан. Если бы она не пришла, ты сам бы побежал к ней мириться, успокаивать и снова исходить слюнями, балдея лишь от того, что она рядом. Вот и нечего валить все с больной башки на здоровую.