— Подержи-ка мой чемодан, — обратился он к спутнице. — Прошу простить нас, но мы правда журналисты…
— Да хоть Иисус Христосе, мне плевать! — взвизгнул Гарри, и его пальцы сжали рукоять пистолета, висевшего у него на поясе.
Солдаты тут же вспотели.
— Сэр, — тихонько прошептал один, зашатавшись под строгим взглядом командира. — Пусть они, с вашего дозволения, покажут документы, и, если они действительно те, за кого себя выдают, я попрошу сопроводить их прочь из охраняемой зоны, при условии хранить военную тайну, конечно. — Он сглотнул и добавил на всякий случай: — Сэр!
— Да, верно! — гаркнул тот, подняв пистолет вверх и стрельнув в воздух. — Я надеюсь, вы не рискнете меня обманывать, господа?!
Солдаты затряслись, как робеющие девицы.
— Ах, да… — забормотал пришелец, притворяясь, что ощупывает карманы пиджака в поисках удостоверения, — документы… Да, сейчас… Габриэль, — имитировал он рассеянность, — кажется, они в че-мо-дане?
— Не знаю.
— В че-мо-дане…
— А-а, в чемодане! — наконец дошел до Габриэль смысл фразы. — Документы… да… — глупо улыбнулась она, не понимая, как же ей бежать, когда все на нее смотрят.
Адам Дэвисон вновь обратил взор за спину Фицмана — на звездолет, и, напрягая все свои театральные жилы, воскликнул:
— О! Это еще что такое?!
Его слова прозвучали так естественно, с таким неподдельным удивлением, что Гарри Фицман и все его солдаты одновременно обернулись к несуществующему объекту, спровоцировавшему такие живые эмоции. Что ж, это было лучшее театральное выступление Адама. Лучшее и единственное, потому что обычно он таким не увлекался.
— Где девушка? — закричал менее любопытный из солдат.
Злобные взгляды и грозные дула автоматов все как один уставились на Адама Дэвисона.
Ветки то и дело залезали в штанину, царапали щиколотки, а шорох листвы стращал в манере злой колдуньи: «Тебе не убежать, Габриэль». Проклятый зеленый чемодан сильно замедлял ее и так нерасторопный бег. Какое-то время девушка боялась остановиться или оглянуться назад. Ей мерещились преследователи. От каждой треснувшей под подошвами ветки Габриэль вздрагивала и отпрыгивала, словно от взрывающейся бомбы. В кино она видела, как беглецы запутывают следы, петляют в разные стороны, практически уворачиваются от пуль. Но чтобы запутать следы — нужно знать, как их запутать. А чтобы знать, как их запутать — нужен план действий. Но как можно придумать план, когда ты на бегу с громоздким чемоданом? Габриэль решила, что киношные побеги не для нее и продолжила делать, что делала — просто бежать.
Лес поплыл. Размазался. Зашелся в волнообразных искажениях. Сначала девушка подумала, что проблема именно в деревьях. Но все на свете погасло, превратилось в черную блямбу ничегонесуществования, и Габриэль, больно грохаясь грудью о холодный пол, вежливо принимающий ее объятия, уразумела, что проблема далеко не в деревьях.
Когда зрение вернулось, она смогла осмотреться. Да, это был пол: темный, блестящий, отражающий ее убитое вспотевшее лицо.
Пол заканчивался восходящими к невысокому потолку вогнутыми красными стенами с большими круглыми подсвеченными пластинами по всему периметру.
Прямо перед ней располагалась огромная полуовальная гладкая панель с кучей мониторов и кнопок, которая гармонично вписывалась в шарообразный дизайн секции космического корабля. Да, это, определенно, был космический корабль, причем — командный центр.
Девушка подошла к одному из рабочих мониторов, по которому вещали самые обычные человеческие новости. Вот уж британское ТВ среди инопланетных технологий — меньшее, что ожидаешь увидеть на звездолете. Габриэль немного разочаровалась. Попасть на капитанский мостик космического судна, чтобы посмотреть «BBC one» — такое себе приключение.
— А вот это уже странно… — подметила она, слушая «Мировые происшествия».
Адама Дэвисона грубо затолкали в машину, перед этим заботливо сковав руки двумя металлическими браслетами. По крайней мере, смотрелись они неплохо. Но даже прелестный блеск наручников не был способен избавить мужчину от тягостных дум. Теперь он официально пленен человечеством и сразу на несколько шагов ближе к препарированию. Ему велели ждать офицера Фицмана, и пришелец никак не мог понять зачем о таком вообще велеть, если никакой свободой выбора здесь и не пахнет. Лучше бы просто поставили перед фактом, зачем так усложнять?