— По какому поводу вздохи? — спросил Адам, шуруя мини-отверткой во внутреннем устройстве терровских часов, которым досталось во время битвы с мутантом.
— Не получается!
— Что именно?
— Ничего!
Адам на мгновение оторвался от скурпулезной работы, чтобы понять, какую проблему Габриэль создала себе в этот раз.
— Я про свою супер силу! — напомнила она ему. — Как бы я не напрягала воображение — ничего не меняется. — Габриэль заелозила на стуле, некультурно махнув рукой в сторону столика в соседнем ряду. — Видишь вон того молодого человека?
Адам переместил взгляд на фигуру сутулого худосочного паренька в спортивном костюме, навязывающего своё общество молоденькой белокурой официантке. Девушка отпиралась нейтральными фразами, улыбаясь через силу, чтобы не обидеть посетителя, но её лицо выражало такую откровенную неприязнь, что, будь этот молодой человек чуть менее зациклен на самом себе, он бы сразу понял — ему здесь не рады.
— Вижу, — ответил Адам. — Неприятный тип.
— Да! И я минут пять концентрировалась на нём, представляя, как он давится своей похлебкой… — Габриэль приставила указательные пальцы к вискам и стала натуживать мозги, будто хотела взорвать этого человека и с ним — целый ресторан.
— Габриэль, — сконфузился Адам. — Ты не могла бы вести себя на людях не так… вызывающе? На нас уже все пялятся…
Но та себя, видно, чувством стыда не обременяла:
— Ты что, стесняешься меня?
— Нет, Габриэль, я просто…
— Ну и ладно! — Габриэль показательно громко встала и пересела за другой столик — за самый дальний из всех свободных.
Выложив на стол блокнот и карандаш, девушка скинула рюкзак на пол, и всё внимание сосредоточила на своем последнем рисунке, иллюстрировавшем видение, которым загадочная девочка предостерегала о чём-то нехорошем.
Габриэль нанесла несколько штрихов под расплывчатые силуэты обугленных горожан и на скопище трухлявых деревьев, в которые превратился известный станвеллский парк.
Мир за окном ресторана купался в лучах солнца. Будто пытаясь вымыть из них весь негатив, золотые слои света накладывались на чёрно-белые изображения, которые размеренно выводила рука Габриэль. Левое плечо подпекало, и девушка уже начинала жалеть, что села за этот столик.
Рядом возникла официантка, скромно спросив то, что обычно спрашивают официанты, когда видят посетителя:
— Вы уже выбрали?
— Ну наконец-то, почему так долго? — проворчала Габриэль, не отвлекаясь от творчества. — Отбивную с грибами и жареный картофель, пожалуйста.
Молодая официантка вздрогнула от сурового тона посетительницы. Блокнот в ее руках затрясся.
— Хо… хорошо! — пропищала она.
— И чёрного чая с молоком. Два кубика сахара.
— По…по…поняла!
Официантка побледнела, в глазах помутнилось. Случилось то, чего она боялась больше всего: шариковая ручка предательски выскальзывала из рук… И вот — она уже в воздухе, падает… драматично медленно, увеличивая расстояние между собой и державшими её полсекунды назад пальцами. Шанс поймать орудие письма уменьшается в геометрической прогрессии. Бдыщ! — ручка ударилась о плиточный пол и покатилась — покатилась прямо в ноги посетителю. Тревожная мысль наматывалась на ум липкой лентой, оповещая, что ручку никак не суметь поднять, предварительно не поползав на коленках под столом. Но это было бы так унизительно! Тот мерзкий тип, наверняка, ляпнет что-нибудь неприличное во весь голос, и все до единого разразятся хохотом. Такого позора уже ничем не смыть, если только… увольнением! Может быть, вежливо попросить клиента освободить столик, чтобы спокойно нагнуться и забрать ручку? Но какое она, безвольная прислуга, имеет право мешать другим отдыхать?
Пока официантка обдумывала итоги свершившейся с ней катастрофы, Габриэль разрешила задачу коротким ничего не стоящим ей действием:
— Вот! — сунула она ручку официантке.
Та треснула в улыбке, схватила ручку и вдруг осознала, что не может выдернуть её из ладони посетительницы.
Габриэль сняла с себя выражение дружелюбия и вылупилась на официантку. Видения сновали у неё в памяти, как разноцветные рыбы. Нахлестывая ледяными волнами, они выталкивали в реальность одно единственное лицо — лицо этой девушки.
Нимб солнечного света искрился у той над головой. Густые пепельные локоны слегка золотились, нежно спадая на хрупкие плечи в неказисто-низком хвосте, который почему-то несправедливо шёл ей, несмотря на пряди, лоснящиеся на лбу от пота (в ресторане стояла летняя духота). Большие глаза — светлые, как небо на восходе, высоко возведённые мягко очерченные брови и пухлые губы смотрелись гармонично в любой эмоции — даже в столь переживательной, как сейчас. Она словно сошла с картины — настолько нечеловеческой была её красота. Нечеловеческой, но одновременно естественной, самобытной, не подходящей под общепринятые стандарты внешности, которые пропагандируют подиумы. Худой она не была, да и модельным ростом похвастаться не могла, однако всё в её фигуре благоухало женственностью, а в идеальности пропорций нельзя было сомневаться. В своём скромном прямом голубом платье до колен и белом фартуке девушка могла бы затмить любую пафосную красотку, разодетую в лучшие мировые бренды. Не удивительно, что парни так быстро увлекались ею.