— Ацель. Планета Сондэс, галактика Спруд, ответил тот чинно, как привык.
— Спруд? Ребенок войны, значит. Тебя продали?
Ацель кивнул.
— Ты бы хотел работать на огонов?
— На преступников?..
— Да, — ответил Онгэ хладнокровно. — В этом мире только так, мальчик: либо — ты, либо — тебя. Ты никогда не выберешься с этой дохлой планеты. Тебе некуда идти. И никто, кроме огонов и беженцев сюда не прилетит. А мне, мальчик мой, нужны рабочие руки.
— Вы тоже… огон? — удивился Ацель. Благодарность спасителю переросла в презрение. К сожалению, сил, чтобы дать отпор, у мальчика не обнаруживалось.
Онгэ не нуждался в подтверждении своих слов. С благородством, не сочетающимся со статусом космического пирата, он произнёс:
— Ну так что? Вернуть тебя хозяевам? Или, может, оставить умирать среди песка?..
Прежде чем Ацель из сна открыл рот, Ацель из реального мира был разбужен хлопком двери.
Эдвард скинул рюкзак и гитару прямо в холле и пронесся по коридору на второй этаж, словно ему было плевать, как обстоят дела в его квартире.
В ванной комнате агрессивно зашуршала вода.
Ацель заставил себя повозиться с реагентами. Покуда его не выгоняли, смысла дергаться не было.
Однако, когда Эдвард вышел из ванны и не спустился к нему, чтобы поздороваться, Ацель насторожился. Любопытства ради, пришелец поднялся по ступенькам, стараясь не зацикливаться на несуществующей грязи, что ещё не прибрал.
Тишина, исходившая из спальни Эдварда, ему не понравилась.
— Эдвард? — позвал он осторожно.
Но от его вопроса в комнате сделалось лишь тише.
Ацель призадумался.
Когда он сам был ребёнком, то имел тяжёлый характер и дулся на всех по поводу и без, и никого к себе не подпускал. Правда, если Эдвард делал это молча, Ацель был дерзок на слово и потому мог запросто послать кого угодно из взрослых, даже капитана Онгэ.
Но в отличие от других членов огонского корабля, капитан никогда не ругал его за это. Он знал подход к нему и знал, что все дети так или иначе ищут внимания к себе.
— Хочешь поговорить? — слово в слово повторил Ацель за Онгэ из воспоминаний, точно также, как он сейчас, стоящим возле запертой спальни — его запертой спальни.
К удивлению пришельца дверь быстро отворилась и за ней показался сам мальчишка, одетый в ночную пижаму, с мокрой после душа головой и не менее мокрыми глазами.
— Прости, — извинился он за своё поведение. — Не хотел, чтобы мои проблемы как-то касались тебя. Как прошёл твой день?
— Нормально…
— Ну так… ты что-то хотел?
— Нет…
— Тогда я с твоего позволения побуду один.
Вежливая попытка Эдварда вновь заточить себя в комнате без разъяснений причин разозлила Ацеля.
— Вернее — да! — громогласно выдал он, просунув ногу в дверной проём, чтобы не дать двери закрыться. — Я не могу работать на голодный желудок!
— Ты заглядывал в холодильник?
— Да, и там одна трава! Я что, по-твоему, жвачное животное?
— Во-первых, это не трава, а овощной салат! Очень полезный, между прочим, — обосновал Эдвард такой выбор. — А во-вторых… я же это ем!
— Тогда ясно.
Эдвард, конечно, не мог видеть, куда направлен взгляд Ацеля, но почему-то был твердо убеждён, что тот смотрит на него и на его синяки за воротом пижамы, причём смотрит осудительно.
— Что именно?
— Всё.
Женщина, что была на большинстве плакатов, ухмылялась алыми как кровь губами. Выглядела она беспрецедентно грязной, и Ацель с удовольствием окунул бы её в тазик с хлоркой, ведь грязь, как известно, он не любил. Это из-за её образа с ядовито-красной причёской, щетиной дыбившейся надо лбом, в горле у Ацеля горчила токсичная желчь.
— Это Мия Донсон из «Go-go, furries!» Классная, не правда ли? У меня с ней уйма всякого мерча, — похвастался Эдвард, меняя тему. — Я и на концерте у неё был!
Но восхваление рок-звезды углы между ними не сгладило. Осуждение Ацеля, казалось, стало куда более выразительным, чем минуту назад. Его взгляд буквально говорил: «Ну ты и придурок, Эдвард Лэйд!»
— Ну ладно-ладно! — притворился тот, что не ведает, о чем всё это. — Я сейчас позвоню в доставку и закажу тебе ужин. Полагаю, ты любишь мясо? Как насчет… хм… мясного пирога?
— Ты дрался? — Ацель решил действовать напролом.
Стоило немного надавить на Эдварда, и тот сломался.
— Я неудачник! — хныкнул он, убито обрушившись на кровать.