Чувствуя себя уязвленным, пришелец отвернулся и, переместив вес своего тела в руки, припал ладонями к столешнице, низко склонив голову и занавесив глаза чёлкой, будто ему было мало плотно прилегающих к лицу очков.
Он молчал.
А вот Эдвард, наоборот, упорядочил свои мысли и ему было, чем обмолвиться.
— В моей жизни практически отсутствовали люди, которым я бы мог сполна доверять, — улыбнулся он своим печальным воспоминаниям. — Отца я не знал, моя мать была человеком аморальным и любви ко мне не питала, что в общем-то было взаимно. Друзья со мной надолго не задерживались, да и, сомневаюсь, что они действительно были мне теми, кем я их считал… А что касается Пенни…
Эдвард вздохнул, рисуя в памяти прелестный образ юной девушки, мечтательно пересчитывающей редкие снежинки, кружащие в небе, на которые смогла расщедрился зима три года тому назад. В свете уличного фонаря как в золотой эссенции купалось её занятое далёкими мечтами лицо. Эдварду тогда не было и четырнадцати — совсем ещё ребёнок: смешной и нескладный. Его бы ни за что не восприняли всерьёз.
Но тогдашняя семнадцатилетняя Пенни и сегодняшняя, переступившая порог девятнадцатилетняя, мало чем отличались друг от друга: холодный, но прекрасный призрак, выплывший из заиндевелого тумана, умиротворяющий сон, который не охота покидать.
Когда бы Эдвард не завидел Пенни гуляющей в одиночестве, та всегда излучала какую-то необъятную, невесомую пустоту, будто в такие часы сердце её отключалось, и она возвышалась над реальностью, как птица над землей. Взгляд, что Пенни по воле случая, уронила на маленького Эдварда в ту удивительную белую ночь, был убиенным, безразличным, но таким необъяснимо пленящим!
— Я знаю её три года, — рассуждал юноша дальше. — Вернее… я убедил себя, что знаю её, но… если рассудить здраво… А так ли это? Наблюдать из-за угла и знать человека в живую — это отнюдь не одно и тоже. Так какое я имею право верить Пенни, но не верить тебе? С тобою мы общаемся и делим ужин. А с ней… с Пенни… сегодня у меня состоялся первый диалог длиннее минуты. — Эдвард горько усмехнулся. — Обещай мне кое-что, Ацель… Обещай, что во всей этой истории про инопланетян и вторжение Пенни не пострадает. Обещай, что поможешь ей. Обещай мне это, и я, клянусь, что больше никогда не усомнюсь в твоей правоте.
— Обещаю.
Ацелю сделалось мерзко от самого себя. Он покупал бесценное доверие Эдварда обманом. Что ему стоило пообещать то, что отыграется и без его вмешательства: Пенни не нужно спасать, с ней всё в порядке. Агенты «Терра» землянам не враги. И если он, Ацель, этому не помешает, то так оно будет и впредь.
Чайник засвистел, заставив всех двоих вздрогнуть от неожиданности.
— Ты уж не обижайся, — рассмеялся Эдвард, когда Ацель опробовал «капкейки» на зуб и не подавился, увлечённый личной драмой. — Но твои кулинарные шедевры мой желудок, боюсь, не потянет.
Глава 23. Планы
Габриэль и Адам, утомлённые долгим ожиданием, отогревались горячим чаем в летнем кафе, где состоялась их точка сбора на время новой операции под кодовым названием «Свидание», на пути с которой уже была Пенни.
Наступающий вечер осадил город серыми тенями.
Холодало.
Пенни жалась грудью к рукавам пепельного шерстяного джемпера, чтобы сохранить тепло. Торчащий из-под него воздушный подол несменного платья в крупных горошек хлопотал на ветру, как оторванный от мачты парус.
— Девушка, возьмите! — Средь переулка Пенни одернул восклицанием мужчина в тёмных одеяниях и с крестом на груди, по виду — самый обыкновенный католический священник.
Пенни просеменила мимо, испугавшись напора, с каким тот устремился ей навстречу.
Было странно видеть, как святой отец морозит руки со стопкой печатных листовок. На прошение о подаяние это мало походило. Зазывал в новоотстроенную церковь? Тоже сомнительно! В Станвелле из покон веков жаловала гостей церковь Святого Максимилиана, никакой другой церкви в городе не было и строиться не планировалось.
— Второе пришествие близиться! — крикнул он Пенни вслед, будто проклятие. — Мы должны быть готовы предстать перед Великим Судом с чистыми сердцами! Наш Бог уже милостивил угодных!..
Поняв, что Пенни не догнать, священник отстал, а та, пересиливая страх, таки бросила взгляд за плечо. Маленькие очумевшие глазенки сумасшедшего священника налились кровавым безумием, пока он возвещал о Боге и воздаянии, блестя испариной на залысине. Мать с ребёнком пугливо обогнула чудака, перекрестив себя и сына на случай, если за маской святого отца скрывается демон.