Я провел биноклем по равнине и вскоре нашел другой предмет, поддающийся опознанию. Еще один корабль — драккар викингов!
На носу с прежней горделивостью вздымался над морем — пусть сейчас и над снежным морем — старинный морской змей, а на борту, выразительно обрисовывая его контур, все так же висело множество круглых разрисованных щитов. Корабль был большим, так мог бы выглядеть Фафнир, вынырнувший из глубин Ледовитого океана, но его могучая мачта была сломана, а на палубе нарос толстый слой льда. Пока я разглядывал драккар, мне померещилось, будто оттуда ко мне долетела над скорбной равниной чуть слышная песня призраков древних норвежцев, голоса, взывавшие к Одину и требовавшие кровавого отмщения.
Тут кто-то прикоснулся к моему плечу, и я резко обернулся.
— Что за?..
Это отказался Джимми Франклин.
— Спокойно, Хэнк. Это же я, Джимми. Я тоже посмотрел в бинокль и почувствовал то же, что и ты — боль и тоску. За Снежной Тварью накопилось немало долгов.
— Да, что есть, то есть, — кивнул я.
— Взгляни-ка вон туда. — Джимми указал на предмет, больше всего похожий на большой каменный взлобок, торчащий над снегом и льдом. — Еще один кусок земной старины, который Итаква своровал, как сорока ворует блестящие пуговицы. Что ты об этом скажешь?
Я повернул бинокль в ту сторону, куда указывал Джимми, и сфокусировал его на монолите. Видно было не столь отчетливо, как мне хотелось бы, однако очертания громадного менгира позволили мне догадаться о происхождении, возможно, примитивных, но все же потрясающе одаренных творцов этого изъеденного временем и украшенного резьбой правильного куска черного базальта величиной с большой дом. Скорее всего, эскимосы, а вот какой именно ветви, сказать трудно.
В памяти всплыли смутные видения — хмурые гиганты острова Пасхи, изваяния храма Рамзеса Великого в Абу-Симбеле… Они, рядом с этим монументальным сооружением, показались бы довольно-таки скромными. Впрочем, я полагал — я знал! — что оно намного старше. Нечто подобное могли бы соорудить исчезнувшее царство Му или легендарный Ломар еще в те времена, когда создатели Хема и Вавилона являли собой горстки жалких кочевников пустыни, но эта громадная скульптура превосходила даже их погибшие или ушедшие под воду монументы.
Фасетчатую поверхность монолита покрывали огромные — больше натуральной величины — изображения могучих мамонтов, запечатленных по большей части в состоянии дикого страха, безумия, панического бегства! Подле вырезанных в камне толстокожих бежали люди, коренастые аборигены, вооруженные топорами и копьями, а рядом с ними саблезубые тигры, массивные северные олени и бизоны, волки, медведи и лисы. Примитивная панорама эпохи палеолита, на которой все спасаются от общего врага. После того как я, повозившись с биноклем, все же справился с фокусировкой и получил-таки четкое изображение вместо расплывчатых пятен, враг обнаружился в верхней части монолита.
Итаква! Пусть изображение грубое и несовершенное, но не могло быть никаких сомнений в том, что Тварь, шляющуюся по ветрам, знали и боялись — и поклонялись ей — давние из давних предков людей. Насколько чуждой для Земли ни была бы Снежная Тварь, но самомнением она обладала поистине человеческим. Примитивные обитатели Земли воздвигли громадный монумент его могуществу, а он перетащил его сюда, в свой мир снега и бурь.
— Я, кажется, понимаю, почему он припер сюда все это, — сказал Джимми, возможно, ухватив мои мысли. — Но зачем ему корабли, зачем люди? Что вообще такое этот самый Итаква и зачем он… э-э… мигрирует между мирами и измерениями? Хэнк, я прочел почти все, что ты собрал о Шагающем с Ветрами, но мне кажется, что мы где-то упустили что-то важное.
— Сомневаюсь, Джимми. Если и упустили, то не так уж много, — ответил я. — Просто кое-что пока не записано вообще — идеи, с которыми носился Пизли, разрозненные обрывки сведений, которые Фонд Уилмарта пока не сумел классифицировать, варианты, которые предлагали провидцы, и все такое прочее. Да и у меня, после того как я взялся за тему, тоже появились кое-какие мыслишки.
Я опустил бинокль и повернулся взглянуть, как обстоят дела у остальных. Уайти удобно расположился возле пулемета. Изо рта у него свисала дымящаяся сигарета, и вид у него был совершенно безмятежный. Однако указательный палец он держал на предохранительной скобе спускового крючка пулемета, а глаза из-под полузакрытых век внимательно следили за обманчиво неподвижной поредевшей толпой спешившихся волчьих всадников. Трейси кучкой зеленовато-бурой камуфляжной материи полулежала в кожаном пилотском кресле и спокойно глядела в окно носового фонаря. Я не видел ее лица — она набросила на голову капюшон, из-под которого с размеренной регулярностью выплывали облачка пара от дыхания.