— Он просится погулять, — догадалась Инид.
— Нет еще, — ответил Бун. — Подумывает о прогулке — это так. Принимает решение, но еще не принял. Когда примет, попросится по-настоящему.
Хорас опять поднялся и направился к бару за новым стаканом бренди.
— Забыл рассказать вам об одной занимательной находке, — объявил Тимоти. — Просматривая предоставленные мне центром записи, я наткнулся на копию одного документа двадцать четвертого, а может, двадцать пятого века. Это первое упоминание о Земле, попавшееся мне на глаза за все время пребывания здесь. Вернее, Земля не названа, но вся внутренняя логика документа подсказывает, что речь идет именно о Земле. Повествуется о том, что там родилась и расцвела новая религия, связанная с каким-то таинственным объектом искусственного происхождения. Что это за объект, не вполне ясно, однако его почитатели относятся к нему как к мессии, выступающему против технического развития, проповедующему отказ от материального прогресса ради поисков своего истинного «я». Не слышится ли вам в подобной проповеди кое-что знакомое?
— Конечно, слышится, — откликнулась Инид. — Такие поучения подорвали человечество изнутри, морально подготовили его к пришествию бесконечников.
— Да нет, разрыв во времени слишком велик, — осмелился возразить Бун. — Идеи не живут по миллиону лет. Они устаревают гораздо быстрее. Выходят из моды и теряют свою привлекательность…
— Не уверен, что это всегда так, — высказался Тимоти. — Данный культ первоначально получил широкое распространение, а значит, мог и выжить в среде ярых приверженцев, особенно если объект поклонения сам по себе долговечен. И в эпоху социальных потрясений — а такие эпохи повторяются с завидной регулярностью — фанатики культа могли возродить его в планетарном масштабе. За примерами не надо далеко холить — взять хотя бы веру в магию, которая то отступала под натиском здравого смысла, то вдруг опять выныривала в измененном обличье, и так продолжалось почти до наших дней.
— Насчет магии все точно, — поддержал Коркоран. — Как раз в мою эпоху культы, связанные с магией, множились, как грибы после дождя.
— В наше время никаких культов не осталось, — объявила Эмма. — Если б они были, мы бы о них непременно слышали.
— А установки, порожденные культовым сознанием, сохранились, — выдвинул Тимоти встречный тезис. — Культ как таковой, возможно, и умер — но не потому ли, что достиг своей цели? Люди приняли главные стороны учения, оно постепенно вросло в общественное сознание. И все забыли, откуда оно взялось. Решили, что философия, культовая по существу, рождена логикой исторического развития и напряженной работой мысли.
— Все это глупости, — объявила Эмма. — Древние легенды.
— Не исключено, что легенды. — Тимоти решил уступить сестре. — Но весьма и весьма любопытные…
— Кажется, вы, Тимоти, наконец-то напали на жилу, будто специально вас поджидавшую, — заметил Коркоран.
— Сперва я опасался, что деятельность центра представится мне непостижимо странной и я просто не сумею найти в ней лазейку для себя. Однако мои поверхностные знания земной истории, оказывается, имеют определенную ценность при изучении закономерностей возвышения и гибели культур. Центр глубоко обеспокоен тенденциями, которые помогли бесконечникам добиваться успеха. Интересует нас и секрет путешествий во времени. Были слухи, что бесконечники владеют этим секретом, но они не делились им решительно ни с кем. А теперь, когда радуги вынесли им приговор, всякая связь с бесконечниками утрачена. Но если бы заполучить времялет, оставленный на Магистрали Вечности…
— Обязуюсь и клянусь, — провозгласил Конепес, — доставить его вам в собственные руки.
— Еще бы лучше разобраться в устройстве вашего невода. Дайте нам его хоть на самое короткое время для осмотра…
Но тут Конепес был непреклонен.
— Сожалею, однако не могу лишиться невода даже на мгновение. Он есть наследие моего народа. Сказания из глубочайшего прошлого поднялись в моей памяти и помогли мне обрести невод, но я не могу предоставить ту же помощь другим.
— Понимаю, — сказал Тимоти. — На вашем месте я, наверное, поступил бы так же.
— А трудно работать с инопланетянами? — спросила Инид.
— Поначалу было трудно, — ответил Тимоти, — теперь уже нет. Я привык к ним, а они ко мне. При первом прямом разговоре с ними мне не позволили даже видеть собеседников из опасения, что я сочту их чудовищами. — Он пожал плечами. — Многие из них и в самом деле чудовища, как были ими, так и остались. Но при личных встречах с ними я больше не содрогаюсь, как и они не содрогаются при встречах со мной. Когда я работаю с ними, то сохраняю душевный комфорт и даже испытываю удовольствие.