Я поднял стакан и сделал добрый долгий глоток, и должен признать, что идея не выходить наружу в грозовую ночь приобрела известную привлекательность.
– В конце-то концов, – продолжал хозяин, – если у меня не осталось пса и я не могу поохотиться на опоссума, в этом тоже есть свое преимущество. Мне точно не хватает старины Пастора. Но когда нет собаки, у человека остается больше времени посидеть. Ты еще молод и неспособен это понять, но это же самое ценное время в жизни. Сидишь и думаешь, сидишь и мечтаешь и становишься лучше, чем был. Большинство подонков, что попадаются нынче на каждом шагу, стали такими оттого, что у них не находилось времени посидеть. Они все торопятся, все бегут и воображают, что бегут к какой-то цели, а на самом деле бегут от самих себя.
– По-моему, это правда, – откликнулся я, имея в виду себя самого. – По-моему, это самая настоящая правда.
Я хлебнул самогона, и это было так замечательно, что я хлебнул еще.
– Эй, парень, – обратился ко мне хозяин, – ну-ка тяни сюда свой стакан. А то, гляжу, у тебя там почти ничего не осталось.
Я подчинился. Банка булькнула, и стакан был опять полнехонек.
– Вот мы сидим, – разглагольствовал он, – устроились, как клопы за печкой, и ни черта нет у нас никаких дел, кроме как сидеть и пить помаленьку и болтать по-дружески, и наплевать нам, сколько времени прошло и который час. Время, – добавил он поучительно, – наш лучший друг, если мы умеем им распорядиться, и наш худший враг, если мы позволяем ему распоряжаться нами. Большинство из тех, кто живет по часам, несчастные существа. Если живешь по солнцу, тогда другое дело.
Я понимал, что тут что-то неладно. Я чувствовал привкус какой-то неладности. Словно я был знаком с этой парой когда-то раньше, словно встречал их где-то годы назад и вот-вот непременно вспомню снова, вспомню, кто они, что за люди и где мы познакомились. Но как я ни шарил в памяти, она не подчинялась, воспоминание ускользало.
А хозяин говорил и говорил, и я понял, что слушаю его вполслуха. Помню, что он толковал про охоту на енотов, и про то, на какую наживку брать сома-усача, и еще много о чем. Все это было очень мило, но я, без сомнения, упустил много подробностей.
Я прикончил стакан и без приглашения протянул его хозяину, чтобы наполнить по новой, и хозяин наполнил, и все шло так хорошо и славно – огонь ворчал в печи, часы на полке у дверей, что вели в кладовку, тикали громко и общительно, и комната замкнулась в себе. Утром жизнь возьмет свое, я найду пропавшую развилку и продолжу путь в Пайлот Ноб. А пока что, втолковывал я себе, мне выпало время досуга, время отдыха, – можно просто сидеть, и пусть часы тикают себе на здоровье, и можно ни о чем не думать или, по меньшей мере, ни о чем особенно не задумываться. От выпитого самогона меня порядком развезло, и я понимал, что развезло, но не имел ничего против. Я по-прежнему сидел и слушал не вслушиваясь, и думать не думал о завтрашнем дне.
– Между прочим, – спросил я, – а как в этом году динозавры, не досаждают?
– Да бродит тут несколько, – ответил он беззаботно, – только, сдается мне, помельче они пошли нынче, не то что прежде…
И как ни в чем не бывало завел байку о том, как срубил дерево, где было дупло с пчелами, а потом стал вспоминать год, когда кролики нажрались ядовитого астрагала и сделались такими задиристыми, что, сбившись стаями, гоняли медведя гризли по всей округе и чуть не затравили его. Но это, наверное, случилось где-нибудь в другом месте, потому что в этих краях, мне было точно известно, астрагал не рос, да и гризли никогда не водились.
Последнее, что я помню, – как устраивался на кушетке в другой комнате, а хозяин стоял подле меня с фонарем. Я снял пиджак и повесил на спинку стула, стащил ботинки и, старательно выровняв, поставил рядышком на полу. Затем распустил галстук и растянулся на кушетке, и, как хозяин и обещал, мне стало очень удобно.
– Ты хорошо выспишься, – заверил он. – Барни, когда гостил у нас, всегда ночевал здесь. Барни здесь, а Спарки на кухне…
И внезапно, как только эти два имени донеслись до меня, я вспомнил! Я предпринял отчаянную попытку приподняться, и мне это почти удалось.
– Знаю! – закричал я. – Теперь я знаю, кто ты! Ты Куряка Смит из того же комикса, что Пучеглаз Барни, и Затычка Спарки, и Веселая Веснушка, и вся ваша компания!..
Я хотел сказать еще что-то и не сумел, да, в общем, это было и не важно или не слишком важно.
Я рухнул назад на кушетку и замер в изнеможении, и Куряка ушел, забрав с собой фонарь, а по крыше над моей головой без умолку стучал дождь.
Я заснул под стук дождя…
И проснулся среди гремучих змей.
Глава 2
Меня спас страх – животный, мертвящий страх, погрузивший тело в оцепенение на несколько секунд, которых как раз хватило, чтобы разум осознал ситуацию и принял решение.