Странно, при этом её компания все же не была мне совсем неприятна. Было что-то успокаивающее в нескончаемом ритме её разговора и в том, как она выбирала тему равно важную или абсолютно тривиальную; и я никогда не знала, какая тема будет следующей. Её комментарий ранее этим летом, когда выяснилось, что я лежала в психиатрическом отделении: «О Боже! Если когда-нибудь снимут фильм о твоей жизни, я точно хочу в нем сниматься». Она как эмоциональный эквивалент газонокосилки, превращала все в контролируемые одинаковые куски.
- Как ты себя чувствуешь, Ники?
Паркер, который помогает разбирать тенты в одном из павильонов, прикладывает руки рупором ко рту, чтобы крикнуть мне это через парк. Я поднимаю вверх большой палец, а он машет, широко улыбаясь.
- Он такой милый, - говорит Эйвери, спуская очки на нос, чтобы лучше рассмотреть его. - Ты уверена, что он не твой парень?
- Абсолютно, - отвечаю я в сотый раз с того момента, как Паркер высадил нас.
Но даже сама мысль заставляет меня чувствовать тепло и радость, словно я глотнула действительно хорошего горячего шоколада.
- Мы просто друзья. Я имею в виду, лучшие друзья. Ладно, бывшие.
Я тяжело вздыхаю. Эйвери смотрит на меня, подняв брови.
- Я не уверена, кто мы сейчас друг другу. Но... это хорошо.
У нас есть время. Это то, что сказал мне Паркер в последнюю ночь перед тем, как я вернулась домой, взяв мое лицо руками и слегка поцеловав в губы только один раз. У нас есть время, чтобы все обдумать.
- Ага. - Эйвери секунду оценивающе смотрит на меня. - Знаешь, что?
- Что? - Откликаюсь я.
- Ты должна разрешить мне сделать тебе прическу.
Она говорит это так твердо и непреклонно, словно это решение всех мировых проблем. Именно так Дара сказала бы это. И я не могу сдержать смеха. Затем быстро чувствую сильную боль, темный колодец чувств там, где должна быть и всегда была Дара. Смогу ли я когда-нибудь думать о ней без боли?
- Может быть, - отвечаю Эйвери. - Конечно, это было бы здорово.
- Отлично. - Она поднимается с шезлонга на манер оригами. - Я собираюсь за содовой. Ты чего-нибудь хочешь?
- Я в порядке.
В любом случае, я здесь практически закончила. Последние полчаса я расставляла стулья вокруг бассейна с волнами. Медленно «ФанЛэнд» саморазрушался, или отступал, словно животное, впадающее в спячку. Вывески и навесы сняли, стулья увезли на хранение, трибуны закрыли, а на карусели повесили висячие замки. Все это останется нетронутым до мая, когда в очередной раз животное проснется, сбросит зимнюю шкуру, заиграет новыми красками и звуками.
- Нужна помощь?
Я поворачиваюсь и вижу Элис, шагающую по дорожке ко мне с ведром грязной воды, в которой медленно крутится губка. Она, наверное, оттирала карусель в ручную, так как сама настаивала на этом. Её волосы заплетены в фирменные косички, а рваная футболка («Хорошие вещи приходят к тем, кто мошенничает»), и видимые татуировки делают её похожей на гангстерскую версию Пеппи Длинный Чулок.
- Я закончила, - отвечаю, но она все равно ставит ведро рядом со мной, легко складывает стулья, как в Тетрисе.
Я видела ее только один раз с тех пор, как вернулась из больницы, и только издалека. Минуту мы работаем в тишине. Внезапно у меня пересыхает во рту. Я отчаянно пытаюсь что-то сказать, дать ей какое-то объяснение или даже извинится, но не могу вымолвить ни слова. Потом она резко говорит.
- Ты слышала хорошие новости? Уилкокс в конце концов одобрил новую униформу на следующее лето.
И я расслабляюсь, знаю, что она не будет ни о чем меня спрашивать, и она также не считает меня сумасшедшей.
- Ты ведь придешь следующим летом, не так ли? - Спрашивает она с тяжелым взглядом.
- Не знаю, - отвечаю я. - Не думала об этом.
Странно думать, что будет еще и следующее лето, что время движется и несет меня с собой. И в первый раз практически за месяц, чувствую легчайшую вспышку волнения, ощущения движения и того, что хорошие вещи происходят, хотя я и не могу пока их видеть, словно пытаюсь поймать конец разноцветного серпантина, вьющегося вне зоны моей досягаемости.
Элис неодобрительно фыркает, словно не может до конца поверить, что все остальные не оценили новость и распланировали ближайшие сорок лет, составив подробное расписание.
- Мы также собираемся запустить «Врата», - продолжает она, с ворчанием ставя на место последний стул. - И знаешь что? Я буду первой, кто прокатится на этом малыше.
- Почему это тебя так волнует? - Выпаливаю я, прежде чем могу остановиться. - «ФанЛэнд» и катание и... все это. И имею в виду, почему ты так это любишь?
Элис смотрит на меня, а я краснею; теперь я поняла, как грубо это должно быть прозвучало. Через мгновение она поворачивается, прикладывает руку козырьком к глазам от солнца.
- Видишь? - спрашивает она, указывая на ряды теперь закрытых игровых киосков и закусочных, мы называем их «Зеленой улицей», из-за количества оставляемых там денег. - Что ты там видишь?
- Что ты имеешь в виду? - Спрашиваю в ответ.
- Что ты там видишь? - Нетерпеливо повторяет она.
Я знаю, что это вопрос с подвохом. Но отвечаю.
- «Зеленая улица».
- «Зеленая улица», - повторяет она так, словно никогда не слышала этого названия. - Ты знаешь, что видят люди, когда приходят на «Зеленую улицу»?
Я качаю головой. Знаю, что она на деле вовсе не ждет ответа на свой вопрос.
- Они видят призы. Видят удачу. Они видят возможность победить. - Она поворачивается в другом направлении, указывая на огромное изображение Пирата Пита, приветствующего посетителей «ФанЛэнд». - А там? Что там?
В этот раз она ждет моего ответа.
- Пират Пит, - медленно отвечаю я.
Она хохочет, словно я сказала что-то смешное.
- Неправильно. Это знак. Это дерево, гипс и краска. Но ты не замечаешь этого, и люди, которые сюда приходят, тоже этого не замечают. Они видят большого старого пирата, также как они видят призы и шанс выиграть что-нибудь на «Зеленой улице», также как они видят тебя в том ужасном костюме русалки, и на три с половиной минуты позволяют себе поверить, что ты на самом деле чертова русалка. Все это, - она поворачивается кругом широко разведя руки, словно пытаясь обнять весь парк, - всего лишь механика. Наука и инженерия. Гайки, болты и шестерни. И ты это знаешь, и я это знаю и все люди, которые приходят сюда каждый божий день тоже знают это. Но ненадолго они забывают об этом. Они верят. Что призраки на «Корабле с привидениями» реальны. Что любую проблему можно решить тортом «Муравейник» и песней. Что это, - она поворачивается и указывает на высокую металлическую конструкцию «Врат», вытянувшуюся как рука к облакам, - Может действительно быть воротами в рай.
Элис поворачивается ко мне и внезапно я начинаю задыхаться, словно она смотрит не на меня, а во внутрь, видит все способы, которыми я облажалась, все ошибки, которые я совершила, и говорит мне, что все в порядке, что я прощена и могу отпустить все это.
- Это та самая магия, Ники, - продолжает она мягким голосом. - Это всего лишь вера. Кто знает? - Она улыбается, поворачиваясь к «Вратам». - Возможно, когда-нибудь мы все сойдем с пути и отправимся прямо в небо.
- Ага.
Я смотрю туда же, куда и она. Пытаюсь увидеть то, что видит она. И на долю секунды, вижу её, вырисовывающуюся темным силуэтом на фоне неба, раскинувшую руки, словно она делает в воздухе снежных ангелов или просто смеется, поворачиваясь на месте. На долю секунды она приходит ко мне в облаках, солнце, ветре, который касается моего лица и шепчет что как-нибудь и когда-нибудь всё снова будет хорошо. И она права.
КОНЕЦ