Сзади воцарилась странная тишина. Когда они повернулись и посмотрели назад, на поляне больше не было никакой хижины, лишь обломки камней от старого разрушенного фундамента и другая горка камней, которая могла некогда быть дымоходом. За спиной у них стояли деревья - огромные, толстые деревья, которые росли близко друг к другу, одной линией; утопающие в тени промежутки между ними казались темными дверями, сквозь которые виднелись точки горящих в далеком полумраке костров, мигающих и мерцающих в ночи. Ахава нигде не было.
Джонатан свистел и звал его. Теперь у них не было нужды таиться. Однако весь этот свист и крики ни к чему не привели. И Джонатан, и Профессор знали, что они найдут Ахава тогда, когда найдут Сквайра, Шелзнака и Майлза. Джонатан был почти уверен, что именно это скоро и произойдет. С ними играли в какие-то игры, в этом не могло быть сомнений. Исчезновение Ахава было еще одним из проявлений этой игры, по крайней мере, Джонатан на это надеялся. Он вглядывался в туннели между деревьями, думая, что, возможно, Ахав каким-то образом оказался там. И хотя Профессор скептически покачал головой, Джонатан все же прошел к краю поляны. Но туннели вели в кромешную тьму, и ни один луч лунного света не озарял ее. По сути, ничто, кроме мерцания далеких костров и отдаленных трелей ивовых флейт, не свидетельствовало о том, что там, в этой черноте, что-нибудь есть.
Джонатан попробовал посвистеть в пустоту между деревьями, потом начал звать пса по имени. Но не было ни ответа, ни каких-либо признаков присутствия Ахава. Но если бы он каким-то образом убежал без них, то скорее всего отправился бы дальше по прибрежной дороге. После двадцати минут тщетных поисков и посвистываний именно так поступили и Джонатан с Профессором.
Не прошло и пятнадцати минут, как они вышли из леса и зашагали по пляжу, залитому лунным светом. Здесь не было деревьев, которые задерживали ветер с моря, и воздух стал более холодным. Но и Джонатан, и Профессор были уверены, что с гораздо большим удовольствием будут мерзнуть всю ночь на открытом пространстве, чем проведут ее в лесу, бражничая с гоблинами, ведьмами и вампирами.
С океана надвигался туман, и хотя временами сквозь просветы в нем по-прежнему можно было видеть накатывающиеся на берег огромные волны и брызги пены, светящиеся под слабыми лучами луны, тем не менее суша, которая была слева от них, практически полностью исчезла из виду. Им явно пора было останавливаться на ночлег, так что друзья укрылись за несколькими большими валунами, за которыми почти не чувствовалось ветра, и вырыли себе в песке приличных размеров углубление. Джонатан какое-то время лежал, наблюдая за тем, как дальше вдоль берега появляется и вновь исчезает в тумане темная вода. Ему пришло в голову, что в данных обстоятельствах неплохо было бы развести костер. Но не успела эта мысль промелькнуть у него в сознании, как он провалился в глубокий сон. И ему приснилось, что он разжег костер, но маленький, не дающий достаточно тепла, и в него нужно без конца подкладывать дрова.
Он продолжал просыпаться с замерзшими ногами через каждые полчаса. Просыпаясь, Джонатан опять думал, как хорошо было бы с костром, и недвусмысленно приказывал себе встать и разжечь его. Потом ему начинало казаться, что он это уже сделал, но от этого костра не было никакого толка, он не собирался греть кого-либо, а только шипел, пощелкивал, дымил и тлел, в то время как Джонатан дул на него и подкидывал в него ветки. Потом ему начало сниться, что вокруг горят и другие костры, разбросанные вдалеке по пляжу, - костры, которые плясали и потрескивали, пока Джонатан не направлялся в их сторону. А когда он делал это, они мгновенно гасли, и в наступившей темноте Джонатан вздрагивал и просыпался и понимал, что так и не разжег никакого костра, даже маленького, жалкого и дымящего, и что ноги у него по-прежнему мокрые и холодные, а до наступления утра вроде бы не ближе, чем полчаса назад.
Два раза, когда он просыпался и пытался разглядеть признаки приближающегося рассвета, ему на мгновение показалось, что он видит какие-то силуэты - тени в освещенном светом луны тумане, - которые очень целеустремленно крались вдоль берега. Бриз, казалось, доносил до него какие-то стоны, похожие на вой ветра, свищущего в щелях вокруг плохо пригнанной, пропускающей сквозняки двери, или на плач духов, скользящих вдали сквозь ночной воздух и оплакивающих свою судьбу. Стоны сопровождались далеким звоном медных гонгов, и один раз, всего на миг, Джонатан совершенно отчетливо услышал низкий, щебечущий смех, словно и его тоже принес ветер. Казалось, он доносился из того самого тумана, который висел в ночи вокруг них.
Один раз, незадолго до рассвета, Джонатан наполовину проснулся и на одно мгновение открыл глаза. Над ним, на берегу по другую сторону дороги, на какое-то время зажегся свет, сияющий в тумане, словно освещенное окно в высокой башне. Но как раз в тот момент, когда Джонатан, моргнув, открыл глаза и достаточно проснулся, чтобы по-настоящему обратить на этот свет внимание и решиться разбудить спящего Профессора, туман заклубился и сгустился в ночном воздухе, а свет померк и исчез. И вновь вокруг него в сумрачной ночи появились тени - тени существ, крадущихся по песку, и смутно виднеющийся в тумане человеческий скелет, который дергающейся походкой прошел сквозь темноту, пощелкивая, словно бамбуковые ветряные колокольчики, в густом влажном тумане; потом это видение поблекло и растаяло в серой мгле.
В конце концов Джонатан почувствовал настойчивое желание разобраться, спит он или бодрствует в данный конкретный момент. Но пока он лежал так, не пытаясь по-настоящему уснуть, а просто ожидая восхода солнца, он решил, что в любом случае это не будет иметь особого значения, так что лучше закрыть глаза и ждать. Он понимал - или так казалось ему там, на пляже, - что хотя, по его мнению, он прибыл в Бэламнию в поисках Сквайра, на самом деле он просто ждал, пока Шелзнак совершит свое зло, сплетет свою паутину. Нравилось ему это или нет, он окончательно запутался в этой паутине, и его ожидание почти подошло к концу.
Затем поднялось солнце. Или, по крайней мере, ночь начала блекнуть и превращаться в день. Вместе с ней поблекли и некоторые из его страхов, и ему показалось разумным предположить, что ночью ему много чего приснилось очень странные сны, разумеется, но тем не менее это были лишь сны. Он подумал, что уже достаточно ждал и что ему пора отправляться на охоту.