И поэтому когда через несколько секунд после того, как его посетила во сне эта мысль, он окончательно проснулся, то сразу понял, где находится. Незнакомая обстановка ни на минуту не сбила его с толку. Хотя какое-то мгновение, пока он прислушивался к плеску воды, его не оставляло ощущение, что в действительности она журчит в сточных трубах, возможно, в кухне у него над головой. Когда прошло какое-то время, а «ш-ш-ш-плюх, ш-ш-ш-плюх» все продолжалось, он начал думать о том, что у поваров наверху, должно быть, имеется неистощимый источник пресной воды. Это навело его на неприятную мысль, что, вероятно, они готовят пищу на речной воде, и тут же вспомнилась старая шутка о мутном кофе, который только что смололи. Шутка, разумеется, напомнила ему просто о кофе, и это помогло выбраться из постели.
Ахава, как ни странно, нигде не было видно. Джонатан натянул брюки и ополоснул лицо с помощью тазика и кувшина, стоящих на втиснутом в угол небольшом сундучке. Сундучок и койка занимали три четверти пространства каюты, оставляя ровно столько места, чтобы можно было открыть дверь. Снаружи было жарко и душно. Небо поражало своей синевой, а река, казалось, простиралась на мили до густо заросшего лесом противоположного берега. Солнце сияло над головой, точно огромный пылающий апельсин. Джонатан потянулся за своими карманными часами, однако вспомнил, что вчера вечером колдун Зиппо превратил их в песочные. Он прикрыл глаза рукой и взглянул на солнце. Было где-то около одиннадцати часов.
– Здорово, Бинг, – раздался сзади голос Профессора.
– Профессор, – отозвался Джонатан, – доброе утро.
– Ну, во всяком случае, это было утро, – заметил Профессор.
Ахав выскочил из-за угла, промчался мимо Профессора Вурцла, довольный тем, что видит Джонатана уже на ногах, и какое-то время бегал по кругу, наклоняя голову то влево, то вправо в поисках жучков.
– Я выпустил старину Ахава пару часов назад. Мне показалось, так будет лучше.
Джонатан заверил его, что так действительно лучше.
– Думаю, мне нужно выпить кофе.
Они с Профессором двинулись вперед.
– Знаешь, у капитана есть вечно кипящий кофейник. Он рассказывал мне об этом сегодня утром. Он бросил в него первую порцию молотого кофе тринадцать лет назад. Тот, кто стоит на вахте, отвечает за кофейник и должен добавлять в него кофе и воду каждый раз, когда в нем остается не больше трех дюймов жидкости. И тебе следует посмотреть на кофейные зерна – большие, маслянисто-черные, которые выглядят так, словно их жарили примерно месяц. Запах у них невероятный, точно у горелой тропической грязи или чего-нибудь в этом духе. Это невозможно описать.
– Ты хочешь сказать, что этому кофе тринадцать лет от роду?!
– В каком-то смысле – да, – подтвердил Профессор. – На самом деле это захватывающая мысль.
– И ты говоришь, он пахнет как тропическая грязь?
– Что-то в этом роде, да. – Профессор кивнул. – Однако не пойми меня превратно. Аромат у него потрясающий.
– А вкус у него как у кофе?
– Лишь в какой-то степени, – признал Профессор. – Случалось, по крайней мере так говорил мне капитан, что время от времени им приходилось варить его на речной воде. Нагревание, разумеется, уничтожает органические примеси.
– Разумеется, – откликнулся Джонатан, чьи наихудшие опасения воплотились в жизнь.
Примерно в это время они подошли к камбузу, и там, прикрученный к стойке анкерными болтами, настолько большими, что ими можно было оглушить человека, действительно висел совершенно невероятный кофейник.
По сути, если бы Джонатан уже не был готов к чему-либо подобному, он так и не понял бы до конца, что это такое. На самом деле там были два кофейника, висящие бок о бок и соединенные сверху и снизу скрученными в спираль медными трубками. Над ними висела третья емкость, из которой в обе нижние уходила еще пара спиральных трубок. Небольшой клапан в форме остроконечной половинки яйца со свистом выпускал из верхнего сосуда клубы пара – темные едкие облака, которые лениво плыли в сторону открытого окна, до которого было несколько футов. В воздухе ощущался странный, необычный запах, в котором, казалось, смешались речная вода, мелко порубленные водоросли и, как сказал Профессор, горелая тропическая грязь.
Капитан Бинки лично завел специальной ручкой висящую на стене кофемолку из стекла и дерева. Из открытого бочонка зачерпнул пригоршню самых черных, самых маслянистых зерен, которые когда-либо видел Джонатан, и затем собрал перемолотый кофе в жестяную миску. Потом открыл крышку верхнего сосуда, вытащил из него сито, заполненное влажной, источающей пар массой, вытряхнул ее в помойное ведро и засыпал в сито свежепомолотый кофе, все время напевая что-то про себя и подергивая головой таким образом, что можно было предположить: либо он испытывает потрясающее удовлетворение, либо находится в состоянии легкого безумия. Он пел: «Кто-то любит его горячим, хааа! Кто-то любит его холодным, хо! Кто-то любит, чтобы пить, двадцать лет его варить!» – повторяя эти слова вновь и вновь и слегка подпрыгивая, когда его песня доходила до слов «хааа!» и «хо!».
Гамп, Буфо и Майлз сидели за столом в углу камбуза. Джонатан кивнул им, и Гамп покрутил пальцем у виска и показал на капитана Бинки. Джонатан заметил, что перед всеми троими стоят пустые кофейные чашки и что Профессор заново наполняет свою из краника, установленного снизу на одном из больших сосудов. Из краника, булькая, лилась темная бурлящая жидкость, вместе с которой вырвалось невероятное облако ароматного пара.
Капитан Бинки сполоснул миску, в которую насыпал молотый кофе, и повесил ее на крючок рядом с кофемолкой.
– Чашечку? – спросил он у Джонатана, указывая на ряд кружек, висящих на деревянных гвоздях.
– Разумеется. – Джонатан посмотрел на Профессора, чтобы убедиться, что старина Вурцл действительно пьет кофе, а не просто вовлекает его в какую-то чудовищную игру.
Капитан подал ему дымящуюся чашку. Джонатан мгновение поколебался, не попросить ли ему сахара и сливок, но потом ему пришло в голову, что это будет все равно что просить кетчупа, чтобы полить им жаренную в апельсиновом соусе утку, поданную в каком-нибудь утонченном ресторане. Как раз то, что нужно, чтобы повар взбесился. Кроме того, какую пользу могут принести вчерашние сливки и сахар кофе, который варили в течение тринадцати лет? Так что Джонатан решил не оттягивать неизбежное и быстро сделал большой глоток. Капитал Бинки наблюдал за ним, приподняв брови.
Профессор был прав. Кофе был потрясающим, невероятным – не похожим ни на что из того, что Джонатан пробовал раньше, а этим было многое сказано. Он и сам неплохо варил кофе и несколько лет назад был на продуктовой ярмарке в деревне Бромптон, когда Лео Мак-Дермотт с братом варили кофе в кофейнике знаменитого «Голубого Джамока». Однако смесь капитана Бинки превзошла все остальное. Кофе был настолько густым, что казался почти бархатистым, и в нем присутствовала сотня не поддающихся опознанию оттенков вкуса. Как раз когда Джонатан пришел к выводу, что он отдает шоколадом, шоколад полностью пропал. А когда после второго глотка ему показалось, что этот кофе походит на один из видов темного портера, который изготавливают из жженого ячменя, этот привкус тоже исчез – лишь для того, чтобы смениться безошибочно узнаваемым ароматом странных пряностей.
– Это самый замечательный напиток, который я когда-либо пробовал, – сказал Джонатан ожидающему Бинки. В следующем глотке, который он сделал, на мгновение появился слабый намек на травянистую речную воду. Не то чтобы Джонатан, глотая кофе, подумал, будто у него вкус речной воды, просто ему вдруг вспомнились широкие, глубокие, прохладные реки, которые где-то глубоко в его сознании смешивались с водами моря.