Я чувствую, как Лоннрах пропускает их, словно они ничего не значат.
Мамин смех потрясает меня до глубины души. Я почти приказываю ему остановить это, но он лишь показывает мне образ ее улыбки, такой ясный, словно она находится здесь. Запах ее духов заполняет мои ноздри, а потом исчезает так же быстро, как и появляется.
Вновь уносимся прочь. Наводить четкость на изображения все сложнее. Бессонные ночи, когда Киаран и я охотились вместе, будто мы напарники. Картинки воспоминаний представляют собой охоту, стрельбу, убийства, а затем снова исчезают.
Я чувствую, как Лоннрах пытается замедлить скорость, с которой воспоминания «мигают» в моей голове, чтобы разглядеть их получше. Он собирается вернуться к началу, к ночи, когда я впервые встретила Киарана.
Не делай этого!
У меня не получается остановить его, я оказываюсь в бальном зале. На мне белое шелковое платье с кучей рюш и оборок. Туфельки, выглядывающие из-под него, расшиты бутонами роз и мерцают при свете луны. Глинтвейн согревает желудок, и видение немного расплывается.
— Не заставляй меня вспоминать об этом, — говорю я Лоннраху, — там нет ничего, что тебе нужно.
Но все мои просьбы, похоже, только усиливают его желание посмотреть видение внимательней. Он играет с ним.
Я точно знаю, что случится. Этот кошмар преследует меня каждую ночь. Сначала сбитое дыхание, едва слышное из другого конца сада. Я иду к нему, а потом слышу крик умирающего от удушья.
Нет, нет, нет. Я сворачиваю туда, где сад выходит на улицу. Независимо от того, сколько раз я это видела, я никогда не перестану надеяться на иной исход. Я надеюсь, что я побегу за помощью. Я надеюсь, что вытащу лезвие и буду драться. Я надеюсь, что кто-то придет. Я надеюсь, надеюсь, надеюсь…
Но оно всегда заканчивается одинаково.
Я чувствую, как смотрит Лоннрах. Мы видим его сестру, ее рот крепко прижат к горлу моей матери. Сорча поднимает голову, чтобы показать острые зубы, обливающиеся кровью в лунном свете. Мы слышим ее смех: глубокий, похожий на мурлыканье, и это заставляет мой желудок сжаться. Одно быстрое движение — она вырывает мамино сердце из груди.
Лоннрах всё ещё спокоен, в то время как я едва нахожу силы, чтобы дышать. Воспоминания меняются, и Сорча исчезает в ночи. Картинки вспыхивают и гаснут до тех пор, пока я не нахожу себя возле тела своей мамы.
Мы наблюдаем за тем, как я отчаянно кричу ее имя, пока не теряю свой голос.
Без предупреждения я уже стою в зеркальном зале. Лоннрах всё ещё сжимает моё запястье, его губы мокрые от моей крови, ручейки алой жидкости медленно стекают по его шее. Так же, как и тогда у неё.
У Сорчи.
Когда я встречаю взгляд Лоннраха, то не могу сдержать удивления: он полон эмоций. Его грудь, которая ещё секунды назад была неподвижной, вздымается от тяжелого дыхания.
Прежде чем я полностью прихожу в себя, он резко отворачивается, поднимает руку и вытирает рот, размазывая жидкость по бледной коже.
— Достаточно. Пока что.
Лоннрах быстро поднимает с пола пальто и исчезает сквозь ближайшее зеркало, как будто это вода. По зеркальной поверхности пробегает рябь, прежде чем отражение полностью восстанавливается.
На одну меня становится больше. Виноградная лоза возвращается в пол, оставляя меня в окружении сотен версий самой себя. Снова.
Только тогда я замечаю, что мои щеки мокрые от слез.
Во время своего следующего визита Лоннрах приложил все усилия, только бы не встречаться со мной взглядом, он был молчалив и не проронил и слова.
Поначалу я пыталась сопротивляться. Я настолько отчаялась, что пыталась его атаковать, но лоза завивалась вокруг моего тела с такой скоростью, что я вынуждена была сдаться. Из-за физической слабости от потери крови и яда, вскоре я потеряла любую надежду на спасение. Каждый раз, когда его зубы впивались в плоть, я закрывала глаза, и всё казалось таким нереальным. Он казался нереальным.
Спустя время я уже настолько привыкла к боли от его укусов, что едва чувствую их. Теперь это не более чем просто укус.
Лоннрах просматривает всё. Каждое воспоминание с Дерриком и Киараном тщательно проверяется, проигрывается медленно и осторожно.