Уэллер посмотрел на майора Калхерна.
— Перейдем к демонстрации. Попытайтесь представить себе, что эти кролики — два человека. Хорошо, Керк, начинай.
Последнее было адресовано мне. Чувствуя себя палачом, я настроил две шкалы на приборной панели и повернул рубильник. Я видел и раньше, как это происходит, но все равно, как зачарованный, смотрел на кроликов за стеклом.
Как только до кроликов дошли первые колебания, они вздрогнули. Кролики подняли уши и сделали несколько судорожных шагов. Потом упали и застыли. Я знал, что они мертвы.
Все очень просто и немелодраматично. Так часто выглядят самые смертоносные и эффективные виды смерти.
Трое мужчин молчали, словно потрясенные увиденным. Майор Калхерн больше не казался холодным и подозрительным. Его худое жесткое лицо свидетельствовало, что он убежден, даже восхищен. Но отвращение профессора Джона Арндта усилилось, Норман Холлис стал еще мрачней.
Улыбаясь, как шоумен, прекрасно проведший представление, Уэллер подошел к звуконепроницаемому ящику и открыл дверцу в его стороне. Вначале он достал вибратор и поставил его на рабочий стол. Потом вытащил мертвых кроликов и положил на стол для осмотра.
Только майор Калхерн осмотрел их. Он прикасался к ним быстрыми ловкими движениями худых рук с длинными пальцами. Потом распрямился и кивнул. Уэллеру он сказал:
— Я убедился, профессор, что ваше изобретение производит действие, о котором вы говорите. Однако не понимаю, как его может безопасно использовать наша сторона в качестве оружия. Мы ведь не можем поместить врагов в звуконепроницаемую камеру, чтобы убить их.
Уэллер усмехнулся.
— Конечно, нет. Я объясню. Полномасштабные вибраторы наши самолеты на парашютах сбрасывают на вражескую территорию. При соприкосновении с землей они автоматически начинают действовать. Вы заметили, какие толстые стены у камеры, чтобы мы могли безопасно проводить демонстрацию. Представьте себе, как будет действовать такое устройство в десять раз больше и весом в триста фунтов. Оно эффективно на расстоянии в сотни ярдов. Эффективней атомной бомбы — потому что бомба только уничтожает, а вибратор полностью дезинтегрирует! И если бомба действует полсекунды, действие вибратора будет длиться полчаса.
— Но если он остановится… — сказал Калхерн. — Что помешает нашим врагам проанализировать вибраторы, собрать такие же и обратить против нас?
Уэллер выглядел самодовольным.
— Я позаботился об этом. Когда вибратор прекращает действовать, начинает действовать другое автоматическое устройство, врывающее вибратор.
— Понятно. А у модели есть такое автоматическое устройство?
— Нет. Модель слишком мала, чтобы вместить все необходимые части. — Уэллер с нетерпением спросил: — Ну, майор Калхерн, каково ваше мнение?
— Благоприятное, уверяю вас, — ответил Калхерн. — Конечно, будут проведены более тщательные испытания, с использованием полномасштабной модели, прежде чем военное министерство решит использовать ваше изобретение. Но я приложу все усилия, чтобы к вам отнеслись с должным вниманием. — Калхерн взглянул на свои часы. — А теперь я должен вас покинуть, чтобы отослать свой отчет. Через несколько дней я с вами свяжусь.
Майор Калхерн пожал руки Арндту, Холлису и мне, потом профессор Уэллер пошел провожать его.
Арндт посмотрел на модель вибратора на рабочем столе и проворчал:
— Еще один более смертоносный способ убивать беспомощных людей… как будто их у нас недостаточно! Меня тошнит от одной мысли об этом. Я не намерен оставаться здесь и слушать, как этот маленький эгоист расхваливает свое изобретение. — Арндт резким гневным движением надел шляпу на голову. — Я ухожу.
Холлис неожиданно сказал:
— Я иду с вами. Я тоже не хочу оставаться. Наш коллега ни разу не упомянул, что разработал свой вибратор на основе моей старой идеи, и было бы бессмысленно требовать от него учета моих заслуг. Он не собирается это делать.
Они вышли, и их напряженные лица вызвали у меня дурное предчувствие. Когда профессор Уэллер вернулся, его полное лицо было гневно искажено.
— Упрямые эгоистичные придурки! — рявкнул он. — Они ревнуют, Керк, ревнуют! Люди науки, тьфу! — Он неожиданно пожал плечами. — Ну, я им показал. Можешь идти, Керк.
Я встретился с Гейл на нашем обычном углу в восемь. Поскольку я работал не у ее отца, а у профессора Уэллера, тактично подразумевалось, что я в их доме нежеланный гость. Я работал бы у Нормана Холлиса, если бы он мог мне платить, но он не мог и винил в этом всех, даже Гейл. Жизнь изобретателя не постель из роз, и я вряд ли мог винить Уэллера в том, что он был возбужден своим торжеством. Холлис, я был уверен, на его месте делал бы то же самое, а Уэллер ревновал бы и сердился. Такова жизнь, и умные люди в ней не исключение.