Глава 3
Вскоре после завершения нобелевской церемонии в кабинете Коллонтай раздался телефонный звонок. На проводе был сам Сталин. Она удивилась, хотя и догадывалась, что привлекла внимание вождя одной своей недавней инициативой.
Озабоченная репутацией проживающих за рубежом советских граждан, Коллонтай составила памятку под названием «Чего не надо делать на приемах» – плод ее собственных печальных наблюдений. Документ предназначался подчиненным Коллонтай – работникам посольства, а также представителям советской диаспоры, принимающим участие в организуемых ею официальных мероприятиях.
Памятка излагала нормы этикета, которыми соотечественники Коллонтай часто пренебрегали. Например, в ней предписывалось перед деловым приемом принять душ или ванну, а также переодеться во все чистое. Чтобы не шокировать окружающих легендарным русским обжорством, Коллонтай рекомендовала дипломатическим работникам не бежать первыми к накрытому столу и, самое главное, не начинать есть до того, как к нему приблизятся все остальные. Она также советовала не слишком увлекаться крепкими спиртными напитками, дабы торжественный прием не превратился в вульгарную попойку.
Начальником Коллонтай был нарком иностранных дел, рафинированный Максим Литвинов. Он показал ее брошюру Сталину, грубость и отвратительные манеры которого стали притчей во языцех. Кто в высших правительственных сферах не слышал рассказов о том, как вождь мирового пролетариата метал за столом хлебные шарики в понравившихся ему женщин?
Коллонтай была довольна своей инициативой, но и представить себе не могла, что она вызовет такой отклик. Глава правительства счел нужным поблагодарить ее лично! В последнее время разговаривали они редко, однако беседа получилась душевной.
Впрочем, революционные годы, когда Коллонтай, ослепительная дива на пике своей славы, была на равных со Сталиным, рядовым членом Петроградского Совета и Центрального комитета партии, давно канули в прошлое. Эпоха, когда Ленин, уважавший Коллонтай за пропагандистский талант и ораторское мастерство, ценил ее больше Сталина, завершилась.
Нынешнему хозяину Республики Советов нравилось, когда подданные называли его отцом народов или гениальным вождем революционных масс. Впрочем, с тех пор как Сталин сосредоточил в своих руках всю власть, в некоторых оппозиционных кругах его стали совсем не лестно именовать кремлевским людоедом и помесью тирана с хамом.
Коллонтай было об этом известно.
Звонок Сталина польстил ей, но и насторожил. Почему вождь говорил с ней так вкрадчиво? Почему задавал вопросы о семье, о будущем ее единственного сына Миши, о внуке Володе? Зачем вдруг спросил, нравится ли ей в Стокгольме и не жалеет ли она о бывшей должности полпреда Советского государства в Осло и Мехико?
Коллонтай с тревогой ждала, но так и не услышала сакраментального вопроса о злосчастном Бунине. Она прекрасно знала: слухи о том, что шведы собираются наградить русского изгнанника, уже дошли до Кремля и вызвали интерес Сталина.
Определенную популярность Бунину принесла повесть «Митина любовь», но прославили его рассказы, в частности «Господин из Сан-Франциско». Привлекла внимание публики и «Деревня», опубликованная еще до Первой мировой войны. Ее хвалил сам Горький. Недавно изданную «Жизнь Арсеньева», в которой звучали автобиографические мотивы, одобрили самые требовательные критики.
Но настоящим оскорблением для большевистской власти стал гневный антисоветский дневник «Окаянные дни». В нем Бунин описывал первые годы ленинского правления и клеймил его варварские методы. «В человеке просыпается обезьяна», – писал он и заключал, что «все пропало» и «Россия летит в пропасть».
В телефонном разговоре Сталин ни разу не упомянул писателя-контрреволюционера, но это не принесло Коллонтай облегчения. Из осторожности она решила тоже не заговаривать о Бунине.
Желая лишний раз продемонстрировать преданность партии и вождю, Коллонтай не пожалела уничижительных слов в адрес Льва Троцкого. Она знала, что в коммунистических ячейках Скандинавских стран у того имелись верные сторонники. По примеру своего кумира они яростно обличали советское руководство.