Неохотно выбираюсь на улицу и тороплюсь к двери; каблуки мешают, увязая в размытой дорожке. У самого входа наступаю на что-то скользкое, липкое и мокрое; невольно отшатываюсь, увидев растерзанное существо в крови, похожее на крысу или какого-то другого грызуна. Пинаю его в сторону, открываю входную дверь, пульс ускоряется. Меня подташнивает. Я захлопываю дверь, чтобы не видеть это дохлое животное. Искренне надеюсь, что его там оставили лисы или коты. Что это не предостережение.
11
Оливия
Почти в три часа дня темно-синий «БМВ» Уэзли останавливается около конюшен – как раз в тот момент, когда Оливия выходит из-под навеса. Она успела рассказать про визит Дженны, и Уэзли бросился вслед за ней. У Оливии не было шанса спросить про ночной побег. Сейчас он с ее матерью на стоянке, оба покачивают головами в такт разговора. Опять пошел дождь, небо потемнело. Они одновременно отрываются от беседы, услышав шаги. Оливия придерживает ворота открытыми.
– Ну? – спрашивает она, давая воротам с шумом захлопнуться за ними. – Что с журналисткой? Ты уехал сто лет назад.
– Мне пришлось вернуться в офис. Я же работаю, забыла? Я сумел уйти пораньше. Сказал, что у меня расстройство желудка. На самом деле со мной всё в полном порядке, – Уэзли поглаживает себя по животу.
– Я пойду. – Подмигнув, мать направляется к конторе.
В этот момент Оливия понимает, что Уэзли наверняка уже все рассказал, иначе она осталась бы послушать. Мать всегда держит ухо востро относительно всего, что происходит в Стаффербери. После аварии Оливия предлагала ей продать конюшни и переехать куда-нибудь – может, в соседний городок, так, чтобы она могла встречаться с Уэзли. Но мать пришла от этой мысли в ужас.
– Я не могу оставить конюшни. Это же семейный бизнес. Твои бабушка с дедушкой перевернулись бы в гробу, если б такое случилось!
…Они никуда не поехали. Оливии пришлось приспособиться к лестнице, свыкнуться со сплетнями и обвинениями. Когда же она окрепла настолько, что могла задуматься о самостоятельном переезде, ее жизнь была уже настолько связана с этим городом, что оторваться казалось невозможным.
– Итак? – снова спрашивает она. – Куда ты смылся прошлой ночью?
– Прошлой ночью? – Уэзли шаркает по дорожке. На нем новые безобразные кроссовки на платформе.
– Я проснулась, а тебя не было.
– А-а, ты об этом… Мне не спалось. Хотелось в свою кровать, а ты так мирно спала, что я решил тебя не будить.
– И ты по-тихому свалил среди ночи…
– Вообще-то было уже раннее утро.
Разве? Оливия хмурится. Она уже не в состоянии точно вспомнить время. Только то, что было темно. Но сейчас светает не раньше половины восьмого, так что, возможно, так и было. В любом случае определенно до шести, поскольку в шесть зазвонил будильник.
– Ты видел Иззи в кафе? – спрашивает она, ненавидя себя за это. Знает, что выглядит беззащитной и зависимой от него. А Иззи так похожа на Салли! Уэзли тоже не может этого не замечать. Иногда, особенно в первое время, Оливия застывала на месте при виде Иззи. На какую-то долю секунды ей казалось, что Салли никуда не исчезала, что она все это время жила в городе – и просто шла по Мейн-стрит, с темными блестящими волосами, стянутыми в конский хвост. Смотреть на нее было больно, и Оливия невольно погружалась в горькие воспоминания о своей единственной подруге. Около десяти лет назад она попробовала подружиться с Иззи, несмотря на то что была старше на восемь лет. Предложила посидеть где-нибудь вместе, выпить кофе… Иззи согласилась. Родители Салли, возможно, не хотели иметь никаких дел с Оливией, но девушка с удовольствием была готова послушать и рассказать какие-нибудь забавные истории про сестру. Они несколько вечеров провели вместе, вспоминая Салли, но Оливия все время чувствовала, что хоть Иззи внешне и копия сестры, на самом деле она другая, и это заставляло ее еще больше ощущать утрату. Она поняла, что насильно дружбу не создашь, как бы этого ни хотелось всем.