Теперь она уже не была в этом так уверена. Она прочла в какой-то газете или журнале статью о самоубийстве. В ней речь шла о барбитуратах и других медикаментах. Говорилось, что, вопреки общему мнению, сильная доза редко приводит к смерти, потому что вызывает рвоту.
Она не знала дозы. Ей не хотелось, чтобы ее обнаружили в постели, полной блевотины.
По сходной причине ей претило воспользоваться револьвером отца. Чтобы быть уверенной, что она не промахнется, ей придется стрелять себе в голову с риском разворотить половину лица.
Она не хотела умирать здесь, в этой комнате, которую ненавидела. Почему она перестала думать о неге, в которой провела этот вечер? Один-единственный раз ей улыбнулась удача.
Юноша, о существовании которого еще несколько часов назад она даже не подозревала, был с ней так внимателен и даже нежен. Ей вспомнилось, как он совершенно естественно взял ее под руку.
И то, как они поднимались в тишине по темной лестнице. И то, как перед ними вырос призрак старухи, когда Одиль уже уходила.
Все это было хорошо. Это составляло жизнь. К сожалению, такое случалось лишь раз в год, а были еще и все остальные дни, все остальные ночи, которые нужно было как-то провести.
В конце концов она заснула. Она не стала раздеваться. Она подскочила на постели от стука в дверь. Взглянула на часы и увидела, что уже за полдень.
Она пошла открыть дверь, когда горничная уже вставляла в замок свой ключ-отмычку.
– А! Вижу, я вас подняла с постели. Извините, что я постучала, но я думала, вас нет в номере.
Это было неправдой. Ее работе мешало то, что жилица остается в постели до середины дня.
– Я выйду через полчаса.
Ей хотелось уйти прямо сейчас. Она задыхалась в этой комнате. Она приняла душ, кое-как запихала свои вещи в синий чемодан и дорожный несессер.
– Вы нас покидаете?
– Да.
И она умышленно не дала ей чаевых. Спустившись на первый этаж, она направилась к кассе.
– Мой счет, пожалуйста.
– Вы уезжаете?
– Да.
– Уже возвращаетесь в Лозанну?
– Да.
Она расплатилась. Если она возьмет такси у гостиницы, то станет известно, что она не уехала на поезде. Вот почему она пересекла площадь, вошла в помещение вокзала и вышла оттуда через другие двери.
Водитель повернулся к ней и спросил:
– Куда вас отвезти?
Она не знала. Но это очень важно, поскольку это будет место, где она проведет свои последние часы.
– Высадите меня на перекрестке Сен-Мишель.
И вот она стоит там несколько растерянная, в руках у нее чемодан и сумка с туалетными принадлежностями. Но все же она на Левом берегу, где она более-менее чувствует себя как дома.
Она двинулась влево по незнакомой улице, улице де да Арп, и некоторое время шагала по тротуару, вглядываясь в вывески.
В конце концов она оказалась перед входом в гостиницу, которую совсем недавно заново покрасили. По обе стороны двери стояло по крупному зеленому растению.
Внутри, среди светлых деревянных панно, приятно пахло лаком. Стоявшая за стойкой женщина была молода и красива, по линолеуму ползал малыш.
– У вас есть свободный номер?
– На сколько дней?
– Не знаю.
– Вообще-то мы не любим сдавать номера на одну ночь. Почти все наши постояльцы остаются на неделю или на месяц. Есть такие, что живут здесь уже несколько лет.
– Совершенно точно, что я останусь на несколько дней.
– Можно попросить ваше удостоверение личности?
Ей улыбались.
Женщина сняла с доски ключ, подняла с пола ребенка и взяла его на руки.
– Прошу меня простить, но в это время за ним некому приглядеть.
Они остановились на третьем этаже. Лифта не было. На полу лежал новый ковер. Очень светлая комната, тоже выкрашена заново.
– Мы не предоставляем обедов и ужинов, но завтраки подаем.
– Благодарю вас. Этот номер прекрасно подойдет.
Она открыла чемодан и разложила его содержимое в стенном шкафу и по выдвижным ящикам. Флаконам из несессера нашлось место на столике в ванной комнате.
Она в замешательстве осмотрелась. Еще немного – и Одиль бы спросила себя, что она здесь делает.
Тут было хорошо. Чисто. Нарядно.
Она проголодалась и спустилась вниз, чуть дальше на той же улице она нашла небольшой ресторанчик со скатертями в клетку.
Ее последняя трапеза? Возможно. И все-таки она не была взволнованна. Она плакала в объятиях молодого студента. Теперь же у нее были сухие глаза. Она смотрела сквозь оконное стекло на уличную суету. Так же будет и завтра, и в последующие дни. Жизнь в Париже будет продолжаться в том же ритме. И в Лозанне тоже. И каждое утро ее отец будет совершать свою оздоровительную прогулку по парку Мон-Репо, чтобы затем подняться к себе наверх и работать в мансарде. Ее мать будет играть в бридж со своими приятельницами. Первое время они будут ее жалеть. Потом перестанут об этом думать.
От нее никому не было никакого проку. И никто понастоящему ею не занимался.
– Принесите мне телячью голову, да... Потом котлеты из молодой баранины.
Здесь тоже была приятная обстановка. Немного искусственная – некая имитация старинного постоялого двора, – но все же приятная. Почему бы ей не выпить рюмку джина?
Это уже больше не имело значения. Она могла делать все, что приходило ей в голову. Через час ли, через два, во всяком случае, до того, как стемнеет, все будет кончено.
– Официант! Джин с сельтерской, пожалуйста.
Она выпила две рюмки. Она уже больше не боялась. У нее было ощущение покоя и большей, чем обычно, ясности в мыслях.
Чего ей всегда недоставало и недостает и сейчас, так это чтобы кто-нибудь ею занимался. Кто-нибудь, кто бы знал все ее мысли, оберегал ее от нее же самой, кто говорил бы ей, что делать и чего не делать.
Нечто вроде доктора Вине, привязанного исключительно к ней.
Такого, разумеется, не существовало.
Пока ей не исполнилось три года, эту роль играла ее мать, затем ею занималась Матильда.
Боб ее очень любил. Она тоже его очень любила, но у него была своя жизнь, и, за исключением обедов, ужинов и завтраков, они почти не виделись.
Может, Мартен, ее вчерашний молодой человек... В его объятиях она почувствовала себя в безопасности. Между ними установился контакт. Но будет ли так всегда, если это будет происходить каждый день?
В общем, она искала несуществующую вещь, точнее, существо, которое бы пожертвовало ради нее своей индивидуальностью и личной жизнью. Требовалось, чтобы это был кто-то очень нежный, действующий успокаивающе, а также кто-то, с кем не бывает скучно...
Она иронично улыбнулась. Не раскрывая рта, она вела с собой внутренний разговор.
«Ну вот, милочка, тебя снова понесло! В тот момент, когда ты хочешь отказаться от жизни, ты принимаешься мечтать о том, чего никогда не существовало».
Стоял солнечный день. На террасе – два столика, но места не заняты.
– Вот столько?.. Чуть побольше?
Обслуживающий ее официант говорил с итальянским акцентом и был довольно красив.
– Да, еще немного.
Она с аппетитом принялась за еду, тогда как дома ее упрекали в том, что она ест безо всякой охоты.
Где сейчас Боб? Наверное, он тоже обедает в каком-нибудь ресторанчике. Уж он-то был очень уравновешенным. Из него выйдет хороший муж, способный понимать свою жену и детей.
Что он о ней думал? Он невольно сохранял всегда немного покровительственный вид, как будто относился к ней как к больной.
Была ли она душевнобольной? Она часто об этом думала. Это было одной из причин, почему она так часто просила о встрече доктора Вине.
И Вине тоже был с ней удивительно терпелив. Не объяснялось ли это тем, что он знал: в том, что она такая, ее вины нет?