- Ягода сама поползет в аппарат, только ягода, никаких листьев, на хрен, ничего, только ягоду будет щипать прибор, - говорил Петрович. Загранпаспорт оформлю и поеду.
- Откуда в жопе алмазы? - подсмеивался Бобик ртом с недостатком зубов.
- Я тебе говорю, три тысячи зеленых в месяц, - упорствовал Петрович.
- Три тысячи зеленых ягод в месяц, - умничал Шпала.
- Поезжай, Петрович, тебе повезет, тебе должно повезти, - говорил Колька Ермолаев серьезно. - При чем здесь, женишься на шведке. Бобика возьми с собой.
- Счас. Что я себя на помойке, что ли, нашел? - огрызался Бобик.
- А где? - громко спрашивал Шпала. - Во дворце, что ли? Тоже мне, королева-мать!
- Поеду! - твердо обещал Петрович и выпивал вне очереди, словно забывшись, словно в ажитации.
Вдогонку за Петровичем поскакали и другие: Шпала пил как новичок, сквозь зубы; Бобик пил как молоко, шумными глотками, проливая; Колька пил машинально, не переставая улыбаться. Когда выпили, помрачнели. Может быть, поэтому Бобик сменил тональность на какую-то ложнотрагическую.
- Ты, наверно, не знаешь, Колька, - сказал Бобик. - Но я тебе скажу. А что тут такого? Человек должен знать правду. Понимаешь, твою ведь мать убили, Колька. Ты ведь был в командировке и не знаешь, что ее один отморозок ударил в лифте по голове и забрал всю пенсию. Она от этого и умерла через несколько дней. А я догадываюсь, кто этот отморозок, Колька.
Колька Ермолаев для такой новости был еще не достаточно пьян и поэтому с омерзением отмахнулся от Бобика, задев его чубчик средним пальцем. Затем ребром ладони Колька стал стучать по столу, как будто призывая народ к вниманию. Бобик получил по ноге от Шпалы и затрещину от Петровича, который, когда бил, закусывал нижнюю губу. Бобику стало больно, он наклонился под стол и тер щиколотку.
- Не слышали, поймали маньяка-то бородатого или нет? - перевел разговор в другое русло Петрович.
- Да нет никакого маньяка, - сказал Шпала. - Все менты придумали.
- Есть маньяк, - сказал очухавшийся Бобик. - Его многие у нас видели.
- Маньяка видели, а преступлений его не видели. Что же это за маньяк такой? - недоумевал Шпала.
- Маньяк, - подтвердил Петрович. - С бородой, с монтировкой. Неуловимый мститель. А кто в нашем дворе у двух "мерседесов" стекла разбил? Я, что ли?
- Бобик! - сквозь зубы, как пил, засмеялся Шпала.
Бобик теперь молчал. Он был опытным выпивохой-исполнителем. Он видел, что не только его, но и Петровича, и Шпалу злило то, что Колька Ермолаев сегодня был какой-то не такой, как не от мира сего, чересчур задумчивый и при этом неприступный. "Долго еще будем сидеть как на похоронах?" - терзался Бобик. Когда кончились бутылки на столе, Бобик хотел было пойти за добавкой к балкону, но был остановлен взмахом руки хозяина, как будто задремавшего, но вмиг очнувшегося.
- А ты чего, я гляжу, бороду, что ли, сбрил? - спросил Шпала у Кольки.
- Сбрил, - ответил Колька.
- А, вот в чем дело! - повеселел Бобик. - А я думаю, что ты сегодня не в себе?
Колька развернулся вместе со стулом к балконной двери, потянулся к ней двумя руками и схватил еще в каждую руку по бутылке. Эти, прохладные, пили молча, почти без перерывов. Напал жор. Пили и ели, не глядя друг на друга, уставившись в стол.
Сумерки мгновенно спрессовались в ночь. Ночь получилась какая-то безлюдная, жутковатая, с лунным дымком. От такой ночи всех как по команде потянуло в сон.
Неизвестно, сколько времени длилось их внезапное, гипнотическое, мертвое забытье - несколько минут, несколько часов или несколько суток, неизвестно, кому что снилось, только когда все очнулись опять как по команде и подняли головы, стало видно, что их лица, всех, кроме Кольки, успели обрасти во сне неопрятной щетиной.
- Ух, как сморило! - сказал Петрович, ритмично хлопая веками, словно разминая их.
- Ага, и меня тоже, - подтвердил Шпала.
- В водку, что ли, снотворное добавляют? - крутил перед глазами пустую бутылку Бобик.
- Не в водку, в колбасу, - поправил Петрович.
- Зачем? - спросил Шпала.
- Для привыкания. Во сне быстрее к продукту привыкаешь, - объяснял Петрович. - Кодируют нас коммерсанты проклятые.
Колька Ермолаев наконец почувствовал, что слои чистого, фиолетового, ночного неба, сгрудившись за его спиной, осторожно, но внятно толкнули его в бок. Колька вздрогнул и ударил по столешнице резонной своей лапой.
- Слышь! Кончай пить! - сурово скомандовал Колька.
Троица гостей озадаченно замерла. Для публики, созерцающей капитальные запасы спиртного, такой приказ звучал оскорбительно. Кроме того, их удивил этот приказ своей несправедливостью, потому что последнее время, находясь во сне, они, конечно же, ничего пить не могли, и Колька об этом прекрасно знал. Напротив, именно теперь, спросонья, они начали испытывать настоящую жажду. Бобик посмотрел на Петровича с немым умозаключением: "Я же тебе говорил, что он с дуба рухнул".
- Сначала дело сделайте, а потом хоть ужритесь, - сказал Колька.
- Что за дело? - одним недовольным голосом спросила троица.
- Рассказываю, - сказал Колька. - Сейчас вы меня втроем аккуратно поднимите, Шпала с Петровичем за плечи, а ты, Бобик, за ноги, аккуратно вынесете на балкон и аккуратно перевалите через ограждение. Только аккуратно и только головою вперед, словно спящего, сбросите с двенадцатого этажа. И гуляйте дальше. Только попробуйте задеть меня обо что-нибудь сильно, - я вас всех переколочу, руки сломаю, водки не дам, вытурю отсюда. Понятно?
Троица не понимала.
- Ты что, Колька, шутишь? - спросил Петрович.
- Ты что, Колька, с дубу рухнул? - спросил Бобик.
- Ты что, Колька, совсем? - спросил Шпала.
- Считаю до трех, - сказал Колька. - Либо дело делаете, либо выметывайтесь отсюда подобру. Иначе я вам руки начну ломать. Раз...
Троица вскочила и перетасовалась: Шпала встал на место Бобика, Бобик на место Петровича.
- Стоп, Колька! Ты чего, Колька? Зачем, Колька? - кричали гости.
- Два, - сказал Колька.
- Колька!
- Два с половиной. Ну что, чмошники? Согласны?
- Погоди! Да, согласны, - неожиданно за всю троицу ответил Бобик. Детский сад какой-то. А что? - засверкал Бобик белесыми глазками на недоуменных товарищей. - Человеку надо помочь. Если Колян так решил, он уже не отступится. Не мы, так другие... Колька, давай хоть на посошок выпьем, по-христиански.
- Пейте, - согласился Колька. - По-христиански...
Троица одновременно закурила. Бобик разлил целую бутылку на четверых поровну.
- Ну, давай, Колька, за тебя, не поминай лихом! - сказал Бобик.
- Ты тоже пей, Колька! - сказал Петрович, вдруг заплакав. - Давай, родной, на дальнюю дорожку. Если не выпьешь, я в этом деле не участвую. Потому что так нельзя.
Колька залпом, неотрывно глядя на прослезившегося Петровича, а не на водку, опрокинул стакан.
- Закусывать в таких случаях не обязательно, - сказал Бобик.
- Откуда ты все знаешь-то, Бобик? - зло спросил Шпала.
- Знаю, - вздохнул Бобик. - Посидим на дорожку.
Минуту молчали. Колька смотрел на гостей с нарастающей, хоть и наигранной ненавистью, отчего она становилась все опаснее и опаснее для присутствующих.
- Колька, подари мне твою железную клюку, - попросил Шпала.
- При чем здесь, тебе она ни к чему, - отозвался Колька. - Чуть не забыл. Передайте моим, сестре Марии, чтобы у меня на поминках не забыли про кутью, чтобы изюм вдавили бы в рис крестом.
- Передадим, Колька. Само собой.
Колька вздохнул выразительно, звонко, цепко и прилежно лег на потрепанный коврик головой к балкону.
- Не тяните резину, - сказал он снизу строго.
Мужики подошли к распростертому Кольке так, как он их наставлял. Шпала и Петрович схватились за туловище Кольки, Бобик за его ноги. Они думали, что им будет тяжело справиться с грузным Колькой. Именно на его предположительно неприподъемную тяжесть они возлагали последнюю надежду. Но Колька вдруг оказался как пушинка. Они оторвали его тело от пола без особого труда - и их понесло вместе с ним на балкон. Косяка они не коснулись. Они подняли Кольку над перилами горизонтально и оцепенели вместе с ним. Колькины глаза были закрыты, ноздри не раздувались, рот улыбался едва заметной, чужой улыбкой.