Они снова замолчали. Фишер сел на большой камень и замер так же, как во время их первой встречи. Он смотрел на серебристо-серую воду ручья, журчащую среди кустов. А потом Марч взволнованно воскликнул:
– Но сейчас-то правда ему известна!
– Никто, кроме меня и вас, не знает правды, – успокаивающим тоном ответил Фишер. – Но я не думаю, что мы с вами когда-нибудь поссоримся.
– Что вы имеете в виду? – мягко, словно успокаивая его, произнес Марч. – Что вы сделали?
Хорн Фишер какое-то время смотрел на небольшой бойкий поток, потом сказал:
– Полиция доказала, что это был несчастный случай.
– Но вы же знаете, что это не так.
– Я уже говорил вам: я знаю слишком много, – промолвил Фишер, не отрывая глаз от ручья. – Я знаю и это, и огромное количество других вещей. Я знаю жизнь этого общества и знаю, как все происходит. Я знаю, что этому человеку удалось внушить всем мысль, что он – неизлечимый простофиля, объект для насмешек. Кому придет в голову заводить дело на комиков, вроде старика Тула [5]или Малыша Тича? [6]Скажи я Говарду или Холкетту, что старина Джинк – убийца, они умрут от смеха у меня на глазах. Я не говорю, что их смех был бы невинным, хотя, по-своему, он может быть искренним. Боров мне нравится, я не хочу, чтобы он пошел по миру, а это случится, если Джинк не заплатит за пэрский титул. На последних выборах они были дьявольски близки к провалу. Но на самом деле причина, по которой я этого не сделаю, одна – это невозможно. Мне просто никто не поверит. Для всех это немыслимо. Подбитый петушок на золотой беседке все равно обратит это в шутку.
– Вы не думаете, что смолчать будет низко? – спокойно спросил Марч.
– Я много о чем думаю, – ответил Фишер. – Если люди, которые в один прекрасный день взорвут динамитом все общество вместе с его законами, не знаю, проиграет ли от этого человечество. Но не стоит винить меня только за то, что я слишком хорошо знаю, что такое общество. Ведь поэтому я и убиваю время на вещи наподобие вонючей рыбы.
Он снова примостился у ручья и прибавил:
– Я уже говорил – большую рыбу приходится выбрасывать в воду.
Бездонный колодец
Посреди рыжих и желтых песчаных морей, растянувшихся от Европы в ту сторону, где восходит солнце, в зеленом оазисе существует удивительный, не похожий ни на что вокруг островок, который тем не менее типичен для такого места, поскольку международные соглашения сделали его аванпостом британской оккупации. Место это знаменито среди археологов, но не старинными памятниками, а чем-то, что больше всего напоминает простую дыру в земле. Однако на самом деле это круглая шахта, наподобие колодца, которая когда-то в незапамятные и еще не установленные точно времена, должно быть, служила частью большой оросительной системы и, вероятно, древнее всего, что можно сыскать в этих старинных землях. Черный провал колодца окружен зеленым поясом пальм и опунций, но из каменных надстроек не сохранилось ничего, кроме двух массивных, изъеденных временем глыб, стоящих, как пилоны у врат в пустоту. Некоторые из археологов, наделенные более богатым воображением, поддавшись определенному настроению на восходе луны или на закате солнца, бывает, усматривают в них едва различимые черты фигур или ликов, чудовищностью превосходящих вавилонские, тогда как археологи, мыслящие более прозаически, и в более прозаические дневные часы видят в них лишь два бесформенных камня. Впрочем, необходимо заметить, что не все англичане – поклонники археологии. Многие из тех, кто оказывается в местах, подобных этому, в политических или военных целях, имеют другие увлечения. Как это ни печально, но факт остается фактом: англичане, пребывающие в этом восточном изгнании, умудрились превратить зеленую поросль оазиса и песок в небольшое поле для гольфа, с уютным зданием, в котором размещается клуб с одного края, и этим древним памятником старины с другого. Нет, они не превратили этот стародавний колодец в лунку, поскольку, если верить легенде, он вообще не имел дна, да и с практической точки зрения это было неразумно, так как любой спортивный снаряд, угодивший в эту черную бездну, можно было считать пропавшим в буквальном смысле слова. Но они часто в перерывах прохаживались вокруг него, беседуя и куря сигареты, и сейчас один из них как раз вышел из клуба и увидел другого, который с несколько мрачным видом смотрел в колодец.
Оба англичанина были в светлых костюмах и белых тропических шлемах, повязанных сверху тюрбанами, но этим их сходство в основном и ограничивалась. Почти одновременно они произнесли одно и то же слово, вот только интонации были совершенно разными.
– Вы уже слышали? – спросил человек, вышедший из клуба. – Изумительно!
– Изумительно, – ответил человек у колодца. Но первый мужчина произнес это слово так, как юноша может произносить его в адрес девушки, а второй – так, как старик может отзываться о погоде – искренне, но без всякой страсти.
И интонации эти были для обоих мужчин в достаточной степени характерны. Первый, некто капитан Бойл, выглядел молодцевато и молодо, имел темные волосы и огненный взгляд, только взгляд этот был огненным не по-восточному – в нем читались пылкость и честолюбие запада. Второй мужчина, гражданский чиновник Хорн Фишер, был старше и явно прожил здесь дольше. Глядя на его полуопущенные веки и вислые желтые усы, нельзя было не подумать о том, до чего странно, даже парадоксально видеть англичанина на востоке. Кровь у него была слишком горяча, чтобы он мог позволить себе утратить хладнокровие.
Никто из них не посчитал необходимым уточнить, что именно было изумительным, ибо то поистине были бы слова, пущенные на ветер. Весть о блестящей победе английских отрядов под верховенством ветерана столь многих блестящих побед лорда Гастингса над грозным объединенным войском турок и арабов газеты уже успели разнести по всей империи, включая и этот ее маленький аванпост, расположенный так близко к полю боя.
– Ни одна другая нация в мире не способна на такое! – горячо воскликнул капитан Бойл.
Хорн Фишер по-прежнему глядел в колодец, но почти сразу откликнулся:
– Да, мы действительно наделены искусством не совершать ошибок. Это то, что так и не удалось понять несчастным пруссакам. Сами они только то и умеют, что совершать ошибки, а потом жить с ними. Чтобы не совершать ошибок, действительно нужно иметь определенный талант.
– О чем это вы? – спросил Бойл. – Какие ошибки?
– Ни для кого ведь не секрет, что он чуть не обломал там зубы, – ответил Хорн Фишер. Мистер Фишер имел привычку утверждать, что ни для кого не являются секретом вещи, знать о которых было позволено лишь одному человеку из двух миллионов. – К тому же нам чертовски повезло, что Траверс подоспел так вовремя. Просто удивительно, до чего часто нас спасает заместитель главнокомандующего, даже когда главнокомандующий – великий полководец. Вспомните хотя бы Колборна при Ватерлоо.
– Теперь империи может отойти целая провинция, – заметил второй мужчина.
– Я думаю, Циммерны будут настаивать на границе по линии канала, – задумчиво промолвил Фишер. – Хотя ни для кого не секрет, что сейчас расширение границ не всегда так уж выгодно.
Капитан Бойл нахмурился с несколько озадаченным видом. Он смутно догадывался, что ни о каких Циммернах в жизни не слыхивал, поэтому ему оставалось одно – невозмутимо заметить:
– Мыслить нужно в масштабах империй.
Хорн Фишер улыбнулся, и надо отметить, что улыбка у него была очень приятной.
– Здесь все мы – всего лишь маленькие англичане, – сказал он. – Будь его воля, он бы и носа не высунул с Британских островов.
– Простите, но я вас не понимаю, – подозрительным тоном произнес молодой человек. – У меня такое впечатление, будто вы не в восторге от Гастингса и… и… вообще от всего.
– Я восхищаюсь им бесконечно, – ответил Фишер. – Он как никто подходит для этого поста. Гастингс понимает мусульман и может делать с ними все, что захочет. Именно поэтому я против того, чтобы натравливать на него Траверса, хотя бы из-за этой последней заварухи.
5
Тул, Джон Лоуренс (1830–1906) – английский актер, известный своими ролями в фарсах и комических мелодрамах.
6
Малыш Тич (настоящее имя – Харри Рельф, 1867–1928) – знаменитый английский комедиант мюзик-холла.