Лихорадочно собираю свои вещи. Нужно спешить, хотя и не ясно - зачем? Хотя бы, чтоб спасти свою шкуру. Рукопись кладу в наплечную сумку (сказал Альберту, что надо кое-что поправить). Докуриваю сигарету и кидаю ее в ворох бумаги возле компьютера. Одеваюсь, выхожу вон из номера отеля. Говорю - "до свидания" хотя и вру. Задание выполнено...
Черная лакированная река, как стиль этого города и вообще всей вселенной, отражённой в этой левенгуковской капле воды. Я смотрю на эту сверкающую пародию вечера и чувствую новый приступ тошноты. Руки сами выуживают из сумки страницы рукописи и складывают из них кораблики. На чёрном небе шарят лучи прожекторов в ритме китайского болванчика: можно подумать они там что-нибудь увидят. Особенно, когда занавес уже опустили...
Перегибаясь через парапет моста, и, глядя в мутные воды своих ощущений, на которых плавают мазутные пятна разрешённых сомнений, я отправляю крейсер за крейсером в длинную флотилию своего литературного фиаско. Их первое и последнее плавание медленно наполняет меня опустошенным умиротворением. Вот и последний...
Это будет флагман!
Вслед за ними летит связка ключей, как обрубленный якорь. Мимо изредка проезжают редкие автомобили, приятно разнообразя гнетущую тишину ночного города. Выстрелов больше не слышно. Иногда раздаётся рокот дизелей и, словно стадо носорогов на водопой, мимо ползёт колонна БТРов. Шорох их шин и толстая броня успокаивают, ритмичный тембр двигателя заставляет забывать, растворяет... Все... тошнота медленно исчезает и я спускаюсь с моста, хотя сложно себе представить, что кроме него есть еще что-нибудь. Я смотрю на вечерние блёстки огней, хожу через каналы и проспекты, и становится легко на душе. Я сворачиваю налево, потом направо, я иду через парк, и делаю что хочу. Солнца больше нет. Но я подожду! Не воют сирены. Люди в комбинезонах собирают трупы, словно мусорные мешки, и складывают их в белые машины с красными крестами. Под ногами звенят стрелянные автоматные гильзы. Светятся брезентовые тенты палаток с надписью: «МЕДПУНКТ». Там перевязывают раненных и выдают миски с благотворительной похлёбкой из копчёной свинины с глютоматом натрия. Разбирают завалы, выдают новые документы. На углу стоит бронетранспортёр, на броне которого сидят люди, и слышен приглушенный звон гитары, юный голос тянет простой мотив. Нет смысла бежать в Тырговиште или на Сен-Анн-де-ла-Покатьер. Моя миссия почти окончена. Вот мимо меня проводят закованных в наручники ацтеков в сопровождении автоматчиков. Они не поворачивая голов, делают мне глазами какие-то знаки... Исчезновение, слияние - какая разница? Кто-то умер? Может и умер, но теперь это не имеет значения. Прошлое, оно на то и прошлое, чтоб оставаться в прошлом.
Я насвистываю простенькую мелодию Луи Армстронга - ''Прекрасный Мир". Я говорю "до свидания", хотя, конечно, преувеличиваю. Я сжигаю свои документы и развеваю пепел по ветру и стараюсь не попадаться на глаза патрулям. Я справился... я в двух шагах от спасения...
Я опускаюсь по медленным, неторопливым ступенькам в подземный переход с тусклыми зарешеченными фонарями, издающими странное гудение, задумчиво прохожу по нему и вдруг, остановившись, сажусь на корточки, прислонясь к стене. Я ни о чём не думаю, я улыбаюсь...
НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ № 0
Новый день
Изменить себе - значит перестать стучать пальцами по этим клавишам чёрного и блестящего ноутбука, напоминающего выродившийся рояль.
Фарфоровая солонка стоит на столе рядом; ЖЁЛТЫЕ САЛФЕТКИ и букет пластмассовых ирисов: ВСЁ! Сплошные аллегории и метафоры: мне кажется, что даже муха сидящая на ирисах пластмассовая! Свежий Ван-Дагген в сочетании с примерзким модерном. То ли стук клавиш, то ли стук колёс - не пойму. Сплошная симфония звуков и разнообразных голосов: по хлеще чем у Шнитке или Пендерецки. Люди нарочно говорят белиберду с театральными интонациями, чтобы зритель не понял о чём пьеса и даже не смог бы распознать жанр. Мне вкусно и солнечно: я дождался! Я с удовольствием продолжаю печатать, улыбаясь официантам.
- Будьте любезны, обращаюсь я к одному из них, - чашку горячего шоколада.
- Ещё что-нибудь? - спрашивает он меня.