Атмосфера угрозы, притаившейся опасности висела над городом. Дуг ощущал ее так, словно это был разлитый в воздухе запах, принесенный ветром звук.
Он снял номер в гостинице, потом отправился посмотреть, много ли родственников и знакомых сможет найти. Именно с них он и начнет свои поиски. И будет ли это начало конца или просто конец начала, он не осмеливался гадать.
На исходе второго дня он по-прежнему не имел ничего, что хотя бы отдаленно могло быть ниточкой. Родственники и друзья, коих в Альдердейле осталось не много, были страшно рады вновь видеть его. Их привела в отчаяние новость об исчезновении Вики. Но никаких полезных сведений они предложить не могли.
Поиски Дуга неизбежно привели его к начальнику полиции Харгуду, который уединился со своими воспоминаниями о лучших днях, кражах и ограблениях в пыльном кабинетике городского суда.
— Бесполезно пытаться накопать здесь что-нибудь, — заявил Харгуд после того, как Дуг пересказал ему историю в десятый раз. — Правительство присылало целую толпу следователей, и они рыскали и вынюхивали тут повсюду, но все без толку. Все они вернулись в Вашингтон, или откуда там они приехали, не солоно хлебавши. И я работал по этим исчезновениям с тех пор, как они начались, и знаю не больше, чем знал в начале.
— Но разве нет чего-нибудь, ну, хоть чего-то, от чего можно было бы оттолкнуться? — в отчаянии взмолился Дуг.
Харгуд поскреб свою заросшую челюсть.
— Ну, вообще-то, есть кое-что, хотя я по-прежнему считаю, что это чепуха. В общем, ты можешь пойти поговорить с доком Вонамейкером. Он живет рядом с Ашертоном на Седар-Крик-роуд. У доктора есть то, что он называет теорией в отношении этих исчезновений. Может, в этом и есть что-то, но лично я бы сказал, что доку на старости лет просто нравится рассказывать байки.
Доктор Вонамейкер, «Сильвестр П. Вонамейкер, доктор медицины», как гласила вывеска над крыльцом, был низеньким, лысым толстяком. Он мог бы показаться веселым и жизнерадостным, если б не загадочная непроницаемость взгляда за толстыми стеклами очков. Очки каким-то образом сильно меняли его внешность. Они придавали совиную серьезность его краснощекой физиономии, делая одновременно мудрым и неуловимо таинственным.
Дуга сердечно препроводили в старомодную гостиную, где он сразу же пустился в объяснения своего визита. Закончил он так: «Харгуд сказал мне, что у вас имеется теория по поводу этих исчезновений, и я подумал, что было бы неплохо поговорить с вами».
Вонамейкер издал смешок, сухой и, в то же время, горький.
— И, полагаю, Харвуд не преминул добавить, что у меня малость не все дома, а то и вовсе крыша съехала.
Дуг мягко заметил:
— Мнение Харгуда меня нисколько не интересует. Он ничего не знает, не имеет ни малейшего представления. Никто не имеет. У вас, по крайней мере, есть теория того, что может стоять за этими исчезновениями. Я пришел послушать вашу теорию как последнюю надежду, последнее средство, а не использовать ее, чтобы судить о вашей здравости.
Дугу показалось, что взгляд Вонамейкера сделался чуть более открытым, словно его слова сломали барьер сдержанности.
— Давненько я не слышал таких добрых слов, — тихо заметил Вонамейкер. Он резко потянулся за почерневшей, изогнутой трубкой, которая лежала на столе рядом с его креслом, и пару минут был занят тем, что набивал ее табаком. Наконец, поднял глаза. Он не зажег трубку, просто вертел ее в своих пухлых руках.
— У меня есть теория, да. Те, кто слышал ее, называют это глупой выдумкой, бредом сумасшедшего и парочкой еще более живописных определений. Но если у вас открытый, наделенный богатым воображением ум, не скованный прецедентом, ограниченным узкими пределами человеческого опыта, вы увидите, что моя теория имеет определенные возможности. Я говорю возможности. Я не берусь утверждать, что моя теория истинна, поскольку не располагаю фактами, которые дали бы мне такое право. Но как теория, как возможный ответ, она удовлетворяет всем условиях лучше всего того, что было предложено. Итак… вы слышали, без сомнения, о метеорите? Том самом метеорите?
— Который упал в саду Неда Джонсона на Кресси-стрит? Ну, да, конечно, — ответил Дуг. — Это было около двадцати шести лет назад, незадолго до моего рождения.
— До вашего рождения, — сказал Вонамейкер, — запомните этот момент. Тот факт, что метеорит упал до вашего рождения — до рождения всех тех, кто потом пропал — имеет огромную важность. Метеорит — вот ключ ко всему.