— То, что это проклятие, я не понимала до разговора с тобой, а теперь все встало на свои места. Тебя точно прокляли.
— Как тебе кажется, на что похоже это проклятие? — спросил я.
— Такое чувство, будто с потолка свисают пыльные занавески, которые уже несколько лет не стирались.
— Виной этому не проклятие, а я сам, — сказал я в шутку.
Однако она и не думала смеяться.
— Нет. Я прекрасно понимаю, что не ты.
— А если это проклятие, как ты и говоришь, — сказал я, — то что мне тогда делать?
— Еще раз напасть на булочную. И немедленно, — сказала она как отрезала. — Другого способа избавиться от этого проклятия нет.
— Немедленно? — переспросил я.
— Да, немедленно. Пока не прошел этот голод. Надо сделать то, что ты не сделал тогда.
— Разве булочные работают так поздно?
— Поищем, — сказала жена. — Токио большой город, наверняка где-нибудь должна быть и круглосуточная булочная.
Мы сели в подержанную «тойоту-короллу» и в половине третьего ночи отправились скитаться по ночному Токио в поисках булочной. Я сел за руль, с пассажирского сиденья жена стальным взглядом хищной птицы обшаривала обе стороны дороги. На заднем сиденье, словно тощая окостенелая рыба, лежало автоматическое ружье «ремингтон», в кармане ветровки жены с бряцанием перекатывались запасные патроны. В бардачке лежали две черные лыжные маски. Я и представить себе не мог, откуда у жены ружье. И лыжные маски. Ведь ни я, ни она ни разу в жизни на лыжах не катались. Однако раз она ничего не сказалаоб этом, я тоже не стал спрашивать. Лишь почувствовал, что супружеская жизнь — странная штука.
Однако, несмотря на наше почти идеальное снаряжение, мы не могли найти ни одной булочной, открытой ночью. Мы ехали по пустым улицам от Ёёги[1] к Синдзюку, затем по Ёцуя, Акасака, Аояма, Хироо, Роппонги, Дайканъяма в сторону Сибуя. Какие только люди и заведения не попадались нам в ночном Токио, не было лишь булочных. Зачем печь хлеб среди ночи?
По дороге нам дважды встретились патрульные машины полиции. Одна притаилась у обочины, другая довольно медленно обогнала нас сзади. Оба раза у меня под мышками выступил пот, однако жена, поглощенная поисками булочной, и не думала обращать на них внимание. При каждом ее движении, словно гречневая шелуха в подушке, перекатывались патроны в кармане.
— Хватит, — сказал я. — Так поздно булочные не работают. Такие вещи надо проверять заранее, а не…
— Стой! — крикнула жена.
Я быстро ударил по тормозам.
— Возьмем здесь, — сказала она спокойно.
Облокотившись о руль, я огляделся по сторонам, однако не увидел ничего похожего на булочную. Вокруг царила тишина, на всех магазинах вдоль улицы были спущены черные жалюзи. Лишь вывеска парикмахерской в темноте светилась холодным светом, как кривой стеклянный глаз. Метрах в двухстах впереди виднелась яркая вывеска «Макдональдса».
— Здесь нет булочной, — сказал я.
Однако жена, не сказав ни слова, открыла бардачок, вытащила изоленту и вышла из машины. Открыв водительскую дверь, я тоже вышел. Сев на корточки рядом с передним бампером, она отрезала приличный кусок изоленты и заклеила знак — так, чтобы номера было не разобрать. Затем обошла машину сзади и замаскировала задний номер тоже.
— Возьмем вон тот «Макдональдс», — сказала жена с таким спокойным выражением лица, будто сообщала, что у нас будет на ужин.
— «Макдональдс» не булочная, — заметил я.
— Ну вроде булочной, — сказала жена и вернулась в машину. — В некоторых ситуациях необходим компромисс. Остановишься перед «Макдональдсом».
Я сдался, продвинулся еще на двести метров и въехал на парковку «Макдональдса». На парковке стоял лишь блестящий синий «ниссан-блюберд». Жена протянула мне ружье, завернутое в одеяло.
— Да не стрелял я никогда из такой штуки и стрелять не хочу, — запротестовал я.
— А стрелять и не надо. Просто держи в руках. Никто сопротивляться не будет, — сказала жена. — Слушаешь меня? Сделаем по моему плану. Быстро входим внутрь. Продавец скажет: «Добро пожаловать в "Макдональдс"», и это будет знаком надеть лыжные маски. Понял?
— Понял, но…
— Ты направишь на продавца ружье, а затем соберешь всех работников и посетителей в одном месте. Это надо сделать быстро. В остальном положись на меня.
— Но…
— Как ты думаешь, сколько нам нужно гамбургеров? — спросила она. — Штук тридцать хватит?
— Наверное, — сказал я.
А затем вздохнул, взял ружье, слегка приоткрыл одеяло. Ружье оказалось тяжелым, как мешок с песком, и черным, как ночная тьма.
— Неужели нам и правда нужно это делать? — спросил я.
Частично этот вопрос был адресован ей, частично — мне самому.
— Конечно, — сказала она.
— Добро пожаловать в «Макдональдс», — сказала девушка за стойкой в фирменной «макдональдсовской» шапочке и слегка улыбнулась фирменной «макдональдсовской» улыбкой.
Я был уверен, что девушки не работают в «Макдональдсе» по ночам, поэтому замешкался на мгновение, увидев ее, однако сразу же опомнился и быстро натянул на лицо лыжную маску.
Девушка за стойкой ошарашенно смотрела на наши маски.
О том, что делать в таких ситуациях, не было написано ни слова в «Правилах обслуживания посетителей». Она была готова выдать продолжение фразы «добро пожаловать в "Макдональдс"», однако казалось, рот ее плотно сомкнулся и словам не выбраться наружу. И только фирменная улыбка кое-как зацепилась за уголки губ, изогнувшиеся, как молодой месяц на рассвете.
Так быстро, как мог, я вытащил ружье из одеяла, направил его в зал, однако там оказалась лишь парочка студентов, да и те крепко спали, положив головы на пластиковый стол. Две головы и два стаканчика из-под клубничного коктейля на столе напоминали авангардную инсталляцию. Студенты спали как убитые, поэтому я решил, что они не помешают нашему делу, и не стал будить. Затем я направил ружье на стойку.
В «Макдоналдьсе» оказалось трое сотрудников. Девушка за стойкой, менеджер лет тридцати, болезненного вида, с головой в форме яйца, и лишенная какого бы то ни было выражения бледная тень парня на кухне — наверное, тоже студент. Эта троица встала перед кассой и напряженно всматривалась в дуло моего ружья — ни дать ни взять туристы смотрят в колодец инков. Никто и не думал кричать или бросаться на меня с кулаками. Ружье было таким тяжелым, что я, не спуская пальца со спускового крючка, оперся им о кассу.
— Мы отдадим вам деньги, — хрипло пробормотал менеджер. — Правда, в одиннадцать снимали кассу, поэтому там немного, но мы все отдадим. Все равно эти расходы покроет страховка.
— Опустите жалюзи на входной двери и выключите вывеску, — приказала жена.
— Подождите, — возразил менеджер. — Я не могу этого сделать. Мне придется отвечать, если я своевольно закрою заведение.
Жена еще раз спокойно повторила свой приказ.
— Лучше сделать так, как вам говорят, — посоветовал я.
По его виду можно было понять, как сильно он растерялся.
Переводя взгляд с дула ружья над кассой на лицо моей жены и обратно, менеджер в конце концов решился, выключил подсветку вывески и, щелкнув переключателем на распределительном щитке, опустил жалюзи на входной двери. Все это время я внимательно следил за тем, чтобы он под шумок не нажал на какую-нибудь кнопку сигнализации для вызова полиции, но, видимо, в ресторанах сети «Макдональдс» не устанавливают такого оборудования. Кому придет в голову грабить ресторан быстрого питания?
Когда жалюзи закрылись с таким грохотом, будто битой лупили по ведру, парочка за столом продолжала крепко спать. Давно мне не приходилось видеть такого крепкого сна.
— Тридцать «бигмаков» навынос, — сказала жена.
— Мы дадим вам достаточно денег, не могли бы вы поесть в каком-нибудь другом месте? — сказал менеджер. — Мне потом сложно будет баланс подвести. Вы знаете…