— С удовольствием.
Большой театр находился рядом с кафе «Афина», то есть в конце Мейн-стрит, почти напротив курортного комплекса.
Вход в общественные здания в Орфеа не охранялся, как и во всех мирных городах, и Анна с Коди просто толкнули входную дверь и оказались в театре. Миновали вестибюль, потом прошли через зрительный зал по центральному проходу, меж рядов красных бархатных кресел.
— Представь, каково здесь будет через месяц, сколько народу, — с гордостью сказал Коди. — И все благодаря волонтерам.
Он одним прыжком взлетел по лесенке, ведущей на сцену, Анна поднялась за ним. Откинув занавес, они попали за кулисы и, пройдя по лабиринту коридоров, оказались у двери, за которой гудел рой сновавших туда-сюда волонтеров: одни занимались билетами, другие решали вопросы логистики. В одной из комнат готовили афиши для расклейки и вычитывали буклеты перед отправкой в типографию. В мастерской еще одна команда сооружала деревянные каркасы декораций.
Анна успела переговорить со всеми волонтерами. Большинство из них накануне не приходили в Большой театр, потому что участвовали в операции по поиску Стефани; они окружили ее, спрашивали, как продвигается расследование.
— Не так быстро, как мне бы хотелось, — призналась она. — Но, насколько я знаю, она часто приходила в Большой театр. Сама с ней несколько раз пересекалась.
— Да, — подтвердил низенький господин, занимавшийся билетами, — она писала статьи про волонтеров. А тебя она не расспрашивала, Анна?
— Нет.
Ей самой это даже в голову не пришло.
— Меня тоже, — заметил другой мужчина, недавно поселившийся в Орфеа.
— Наверняка потому, что вы новенькие, — предположил кто-то.
— Да, верно, — подхватил еще один волонтер. — Вас же в 1994 году здесь не было.
— В 1994 году? — удивилась Анна. — Стефани говорила с вами про девяносто четвертый год?
— Ага. Ее в основном интересовал самый первый театральный фестиваль.
— И что она хотела знать?
На этот вопрос Анна получила ворох самых разных ответов, но один всплывал регулярно: Стефани почти всех расспрашивала о пожарном, находившемся в театре во время открытия фестиваля. Она собирала свидетельства волонтеров, словно пытаясь во всех подробностях восстановить программу того вечера.
В конце концов Анна направилась к Коди, в клетушку, служившую ему кабинетом. Он сидел за каким-то столом, перед ним стоял старый компьютер, а вокруг громоздились целые горы бумаг.
— Ну что, Анна, перестала отвлекать моих волонтеров? — пошутил он.
— Коди, ты, случайно, не помнишь, кто был тот пожарный, что дежурил на открытии фестиваля 1994 года? Он еще живет в Орфеа?
Коди вытаращил глаза:
— Не помню ли я? Господи, Анна, сегодня правда какой-то день призраков. Это был Тед Тенненбаум, тот самый, что убил четырех человек в девяносто четвертом. А найти ты его не найдешь, потому что его нет в живых.
Анна Каннер
Осенью 2013 года добродушная атмосфера, царившая в полиции Орфеа в момент моего появления, продержалась от силы пару дней. Вскоре началась притирка, первые трудности. Для начала всплыла организационная деталь: встал вопрос, как быть с туалетами. В той части помещения, что была отведена полицейским, туалеты находились на каждом этаже, но все мужские, с рядами писсуаров и кабинок.
— Надо просто сделать один туалет женским, — сказал кто-то из полицейских.
— Да, но тогда придется ходить писать на другой этаж, не удобно, — возразил другой.
— Можно считать, что туалеты смешанные, — предложила я, чтобы не усугублять ситуацию. — Если, конечно, это никого не смущает.
— А мне неловко писать, когда в кабинке за спиной делает свои дела женщина, — отозвался еще один мой новый коллега, поднимая руку, как школьник.
— Заедает у тебя, что ли? — хихикнул кто-то.
Все дружно расхохотались.
Оказалось, что возле приемной, прямо рядом с окошком, есть мужской и женский туалет. Мы решили, что я буду пользоваться гостевым женским туалетом. Всякий раз, захотев в туалет, я должна была спускаться в приемную, но меня это вполне устраивало. До тех пор, пока я однажды не заметила, что полицейский в приемной, хихикая, подсчитывает мои походы.
— Что-то она больно часто писает, — шепнул он коллеге, высунувшись в окошко. — Уже третий раз сегодня.
— Может, у нее месячные, — ответил тот.
— Или пальчиком работает, мечтает о Гулливере.