Получив номер в плавучей гостинице, он пошел пообедать в уютный застекленный ресторанчик на Дамраке. Он проглотил там совершенно недиетическую, вкуснейшую телячью отбивную с жареной картошкой. Было четыре часа, а он решил начать поститься с половины седьмого. Так что у него оставалось чуть больше двух часов, чтобы обдумать вопросы бытия в ожидании ежегодного Судного дня.
«Вот и Йом Кипур, – обратился Джейк к себе самому, допивая второе пиво. – Грешил ли я? Был ли разрыв с Эрин грехом? Или, напротив, это была мицва? В чем же мне каяться, если я не грешил? Еврей ли я только потому, что не смог, не захотел жениться на Эрин?» Джейк понимал, что мысли его устремлялись совершенно не в том направлении после бессонной загульной ночи, которую он провел, прощаясь с друзьями накануне раннего вылета из Ниццы, и пива, которое беспрерывно пил с тех пор, как оказался в Амстердаме. Джейк знал, что не в силах рассуждать логически, но ничего не мог с этим поделать. Он так хотел, чтобы этот Судный день разрешил его сомнения! Джейк начал корить себя за то, что порвал с Эрин столь безоглядно: «Я не должен был спешить, надо было дать ей побольше времени, чтобы взвесить мои доводы…» Цвет туманного неба за окнами ресторана переменился с бледно-голубого на известковый. Джейк спросил чашку кофе. Может, ему надо было просто-напросто жениться на ней и наплевать на все эти еврейские дела?! Он вспомнил первый ужин, на который пригласил Эрин. Это был итальянский рыбный ресторан в Балтиморской гавани. Она не соглашалась на полную близость целый месяц, а он не настаивал, довольствуясь продолжительными любовными прелюдами. Внезапно от всех этих мыслей Джейк почувствовал себя страшно одиноким и ощутил потребность в женском обществе. Он подозвал толстого, раздутого, как луковица, официанта и спросил, притворяясь, что он пьянее, чем был на самом деле:
– Где тут у вас этот ужасный квартал красных фонарей? Надо бы сходить посмотреть!
Ничуть не удивившись, официант немедленно принес карманную карту центра Амстердама, похожую на страницу анатомического атласа: голубые вены каналов, черные нервы главных улиц, красные мышцы мостов.
– Пересечете Дамрак, потом все время прямо. Невозможно пропустить, – официант объяснил и кивнул, приняв от Джейка деньги за обед и чаевые.
Какой-то необъяснимый магнетизм влек Джейка сквозь предвечернюю толпу, сначала по главным улицам, а потом по длинному пустынному проулку, выложенному булыжниками. Еще через несколько минут он вышел на узкий замусоренный канал, вдоль которого прогуливались другие мужчины – в одиночку или по двое-трое. Иногда сюда забредали парочки. Джейк заметил даже целое семейство туристов с двумя детьми, мальчиком и девочкой, одетыми в желтые куртки с капюшонами. Кое-кто даже фотографировал. Вспышки тонули на дне канала, по обеим сторонам которого стояли готического вида здания, мрачные и узкие. В каждом было по нескольку стеклянных дверей. Джейк вначале был так смущен всем этим, что не решался подходить близко, лишь издали присматриваясь к этим дверям, от которых вели наверх ступени. Он прошелся вдоль канала, наблюдая за тем, что было ежевечерней жизнью этого необычайного квартала. Он читал и слышал об амстердамском районе красных фонарей, но не мог вообразить, что это место окажется столь мирным, столь чуждым мерзости и преступности, присущим подобным районам в Америке. Некоторые стеклянные двери были зашторены или занавешены. Темно-красные фонари горели за стеклами дверей. Это было условным знаком, что хозяйка занята с гостем. Было знобко и сыро, и только изредка Джейк замечал открытую дверь и женщину в кружевном белье, стоявшую у входа. Чаще всего женщины стояли позади затворенных стеклянных дверей, улыбаясь и жестами зазывая клиентов. Уличные фонари вдоль канала отбрасывали желтый восковой свет, и обрамленные стеклянными дверями фигуры женщин напоминали выцветшие старинные портреты. Джейк разгадал здешний деловой код: сначала клиент легонько стучится; дверь после этого приоткрывается; начинаются переговоры, если таковые необходимы; затем занавеска опускается, и, наконец, зажигается красный волшебный фонарь, мерцая сквозь жалюзи.
Он различил свое отражение на зыбкой поверхности канала: большой мясистый подбородок, рыжеватая щетина, крупный нос с горбинкой, лохматые брови, глубоко посаженные темные глаза. В конце концов Джейк решился. Латунная дверная ручка сияла, словно ее только что начистили. Хорошая примета, подумал Джейк. Он прислонился к двери, облизывая сухие губы и вытирая влажный лоб клетчатым носовым платком. За дверью, прильнув к стеклу, стояла блондинка лет двадцати пяти, изучая нового клиента. Затем она поджала тонкие губы и отперла дверь.