Какое-то мимолетное выражение пробегает по лицу Джорджа.
– Нам не известно, – говорит он, хмурясь. – Мы не знаем, усиливают ли они то, что потом может исчезнуть, – и мы наткнулись сначала на лекарство – или это что-то другое. – Он снова смотрит в микроскоп. – С Усилением дело выглядит так, словно мы столкнулись с чем-то, еще не открытым. И фрагменты ничего не объяснят, пока не узнаем всю историю.
– Но посмотри на этот список, Джордж, – говорит Беас. Она перестает играть с челкой и выпрямляется. – Здесь даже не все варианты.
Она пододвигает список Джорджу, потом берет меня за локоть и поворачивает руку, чтобы изучить сердечко.
– Мило, – говорит она одобрительно, подбирает свою юбку и показывает кожу прямо над коленом, спрятанным под столом. – Моя татуировка меняется день ото дня, в зависимости от настроения.
Сердце воспаряет, когда узнаю написанное там предложение. Это фраза Элизабет Барретт Браунинг, нацарапанная петлистым почерком Беас: Как веселый путешественник, выбери дорогу вдоль живой изгороди и пой.
Беас опускает юбку, и она снова закрывает колено.
– И не думай, что я не вижу, как ты смотришь, Джордж.
Джордж смеется и качает головой, отмеряя жидкость в пробирке. Он наносит несколько капель на предметные стекла.
– Так дразняще, Беас.
– Болван, – говорит она, но улыбается и откидывает свой конский хвост на него, прежде чем вернуться к списку.
– Вариантов больше, чем в списке? – спрашиваю.
Джордж делает смесь из соленой воды.
– Несколько больше. Думаю, они слишком противозаконные, чтобы включать их сюда.
– «Противозаконные» – слишком сильное слово, – возражает Беас, приоткрывая карман юбки, чтобы показать фиолетовый мешочек внутри него. – Некоторые просто не любят их из-за того, что они могут привлечь излишне много внимания. Как Бури.
– Бури?
– Это полный отпад. Представь, каким был бы бег, если бы ты стала ветром, – говорит Джордж.
– Эти все еще остались с моего прошлого дня рождения, – говорит Беас, заталкивая мешочек обратно в складку юбки. – Я уже Совершеннолетняя, – объясняет она. – Вообще-то, я в классе Уильяма. – Она поджимает губы и рисует сову в шляпе на моем списке «Правил». – Давай просто скажем, что биология и я не совсем хорошо сработались в прошлый раз.
– Но в этом году все хорошо работает, не так ли? – бормочет Джордж себе под нос, но улыбается, выполняя часть эксперимента Беас.
– Я понимаю, почему им не нравятся Бури, – говорит Беас задумчиво, словно она не слышала Джорджа. Она добавляет молнии вокруг совы. – Но в действительности они по большей части безвредны, в отличие от более темных вариантов.
Когда она возвращает страницу, я вижу предупреждение, написанное внизу.
Все варианты, не указанные в этом списке, строго запрещены к использованию на школьной территории. Их использование приведет к серьезному наказанию и, возможно, к судебному разбирательству.
Темные варианты? Я размышляю. Есть варианты, которые могут навредить?
Доктор Дигби внезапно оказывается позади нас.
– Усердно работаете, я полагаю? – спрашивает он, но продолжает двигаться в ответ на приветствие Джорджа.
Джордж склоняется, чтобы добавить несколько капель соленой воды на предметные стекла.
– Вот так. Девчонки, взгляните.
– Нет необходимости, – говорит Беас, со скукой изучая страницу с нотами, которую вытащила из футляра от скрипки. – Я помню, как оно выглядело в прошлом году.
Джордж отодвигается, чтобы освободить мне место, и я склоняюсь, чтобы снова настроить окуляры. Моим глазам нужно мгновение, чтобы приспособиться. Гладкие, аккуратные ряды клеток остались. Но их внутренности, высушенные солью, скукожились и искривились.
«Это просто лук», – думаю, отодвигаясь. Но мне все равно неприятно, оттого что нечто знакомое может исказиться так, что я больше не узнаю его мгновенно.
Глава 9
Миссис Клиффтон ждет нас после школы. Она припарковала машину на соседней улочке, рядом с садом.
– Хорошо прошел день? – спрашивает она, когда мы забираемся в машину.
Оба, Майлз и я, что-то уклончиво бормочем.
– Ну, дома вас кое-что ждет. – Она поворачивает ключ зажигания.
Женевьева приготовила маленькие чайные сэндвичи, порезанные треугольничками, и печенье с большим количеством арахисового масла, посыпанное сахаром. Но есть кое-что еще лучше: письма. Письма от Кэсс и отца, а это значит, что они их отправили, как только мы уехали. Я разрываюсь между выбором, чье письмо хочу прочитать первым, но Майлз хватает папино, поэтому я открываю письмо от Кэсс. Оно написано крупным, плавным курсивом и пестрит вопросами о Стерлинге и Клиффтонах. Представляю, как она приходит домой после первого дня в школе без меня, забирается по шаткой лестнице в свое единственное место в доме: чердачный уголок, заваленный подушками и одеялами. Мы часто читали там, особенно дождливыми днями. Там было достаточно места, чтобы мы обе могли вытянуть ноги на полу, и наши ступни касались окна, а бесконечный запас леденцов всегда был спрятан под одной из досок пола.