Тождество мавзолея со строением, описанным у Диодора, было подтверждено и документировано двумя инженерами, принадлежавшими к главному штабу Наполеона во время Египетского похода, Жан-Батистом Проспером Жоллуа и Рене Эдуаром Девильером («Description de l’Egypte», II, Paris 1821 ). Они все еще называли здание «Мемнониум», сознавая при том всю неточность термина; им можно поставить в заслугу тщательное сравнение описания Диодора с остатками строений, на ту пору еще различимыми. После зала с колоннами, — отмечали они, не сохранилось ничего существенного; тем не менее они задавались вопросом, где можно было бы поместить «священную библиотеку», о которой говорит Диодор (I, 49, 3); но решение, ими предложенное, весьма приблизительно: с одной стороны, по их мнению, находился (согласно описи Диодора) «la salle servant de bibliothèque» (зал, служивший библиотекой), примыкающий к «la salle qui renfermait vingt tables entourées de lits» (залу, заключавшему в себе двадцать столов, окруженных ложами) (р. 301), кроме того, утверждали, что «petites chambres obscures» (маленькие темные комнаты), называемые «oikémata», «entouraient la bibliothèque» (окружали библиотеку) (p. 300), в то время как, согласно Диодору, oikémata окружали зал с двадцатью ложами, а не библиотеку.
В 1828—29 гг. Жан-Франсуа Шампольон во главе хорошо снаряженной франко-тосканской археологической экспедиции, в состав которой входил также Ипполито Роселлини, объездил Египет вдоль и поперек. Он не только подтвердил тождество мавзолея с описанным у Диодора, но и попытался уточнить расположение «salle des livres» (зала книг). Он заметил, что над дверью в проход, который «du promenoir conduit à la salle suivante» (из перистиля ведет в следующий зал), высечены два изображения божеств, особым образом намекающих на книги и чтение: Тота, бога знания (Гермеса Трисмегиста для греков), и его сестры Сешат (Шампольон ее называл «la déesse Saf, compagne de Thoth» — богиня Саф, подруга Тота), покровительницы архивов. Рельефы изображают также участников свиты, сопровождающей то и другое божество: паредр Тота представляет собой чувство зрения и увенчан огромным глазом; спутник Сешат — слух, и он увенчан ухом, а кроме того, несет принадлежности для письма, «comme pour écrire tout ce qu’il entend» (как будто чтобы записывать все, что слышит). «Je me demande, — продолжает Шампольон в длинном письме, написанном в Фивах 18 июня 1829 года, — s’il est possible de mieux annoncer, que par de tels bas- reliefs, l’entrée d’une bibliothèque?» (Спрашивается /…/ можно ли лучше, чем с помощью подобных барельефов, обозначить вход в библиотеку?) («Lettres et Journaux», под ред. Hermine Hartleben, II, Paris 1909, p. 324). Тем не менее чуть позже он констатировал, снова сравнив текст Диодора с остатками памятника: «la salle de la bibliothèque est presque entièrement rasée» (зал библиотеки почти совершенно стерт с лица земли) (p. 327).
После Шампольона многие пытались отыскать какой-либо след пресловутой библиотеки внутри мавзолея, или хотя бы уточнить ее местоположение, основываясь на Диодоре и разрушающихся остатках, все еще видных на поверхности. Итоги оказались весьма скромными, разве только какие-то следы вроде бы намечались вне мавзолея. Карл Рихард Лепсиус, ученик Роселлини, автор книги «Denkmäler aus Aegypten und Aethiopien» (1849—1859), обнаружил к юго-западу от дворца Рамзеса гробницы двух «библиотекарей», которые счел восходящими к эпохе Рамзеса II, а потому связал с библиотекой, «описанной, — как он выразился, — Диодором». Лепсиус представлял себе большую, богатую библиотеку, к которой даже были приставлены библиотекари. Мнение о том, что «священная библиотека», упомянутая Диодором, занимала целое крыло мавзолея — то есть несколько залов, — все более укреплялось и становилось непререкаемым. Такие сведения можно встретить и в популярных публикациях, пользующихся большим успехом, например в книге египтолога и романиста Георга Эберса «Египет».
Годы спустя Дж.Э. Квибелл, проводивший раскопки в Фивах в 1895—96 гг. для «Egyptian Research Account», отчаянно разыскивал остатки папирусов рамессеума: велико же было его разочарование, когда он обнаружил всего лишь какие-то мелочи.
Квибелл составил новый, тщательно выверенный план Рамессеума, в котором отделил, между прочим, немногие сохранившиеся стены (обозначенные темными линиями) от предполагаемых (рис. 4). На основании этого плана и дальнейшего изучения памятника Годфруа Гуссенс («Chronique d’Egypte», июль 1942 г., p. 182) предлагает более обстоятельное описание местоположения священной библиотеки: «Ensuite venait un promenoir, — пишет он, следуя за Диодором, — et de nombreuses chambres, servant entre autre de cuisines» (Далее следовал перистиль /…/ и многочисленные комнаты, служившие, помимо всего прочего, кухнями). В действительности этот перистиль («promenoir») в конце концов упирается — в реконструкции Гуссенса — в три смежные комнаты, которые тот называет «petites hypostyles» (маленькие гипостили):
В первой находился рельеф с приношением минералов, во второй — библиотека. Но очень скоро первая комната превращается в «promenoir», а библиотека занимает как вторую, так и третью залу: «A la suite de ce promenoir on trouvait la “bibliothèque”, donc la deuxième petite hypostyle: l’officine de l’âme et une salle où le roi était figuré présentant des offrandes à Osiris et à tous les dieux de l’Egypte /…/ Cette salle contigue à la bibliothèque» — Так библиотека становится единственно залом №2, — «salle très riche, contenant 20 lits ecc.» («Сразу за этим перистилем находилась “библиотека”, то есть второй маленький гипостиль: комната для души и зал, где царь был изображен приносящим дары Осирису и всем богам Египта /…/ Этот зал, смежный с библиотекой /…/ зал очень богатый, включающий 20 лож…»).
Прежде всего, об этой «смежной зале» сначала говорится, что там находится рельеф, изображающий фараона, приносящего жертвы всем богам, а после — что там стоят двадцать триклиниев: Диодор, напротив, ясно обозначает, что рельеф с жертвоприношением фараона всем богам предшествует залу с триклиниями и следует за библиотекой. Такое искажение данных, обозначенных у Диодора, особенно бросается в глаза, если учесть, что именно от этой части мавзолея почти ничего не осталось: «La dernière partie du temple est détruite, — замечает по этому поводу Гуссенс, — on ne peut donc mettre le texte de Diodore en rapport avec la disposition réelle» («Последняя часть храма разрушена /…/ значит, невозможно сопоставить текст Диодора с реальным положением»).
Но есть еще кое-что. Шампольон уточнял в письме из Фив, что рельеф с жертвоприношением фараона всем богам находится на стене, отделяющей зал 1 от зала 2 (p. 327). Этим опровергается мнение Гуссенса, который препровождает этот рельеф в зал с триклиниями (зал 3). С другой стороны, если тот же Шампольон помещает над косяком двери в зал 2 рельеф, по всей видимости, изображающий фараона подносящего минералы (это подтверждает и описание Гуссенса, который, правда, устанавливает этот рельеф в зале 1), возникает вопрос, где же все-таки находилась библиотека — ведь, согласно Диодору, она располагалась между двумя рельефами. Ощущение, будто, начиная с перистиля, Диодорово описание совершенно фантастическое, ярче всех проявилось у Филиппа Дершена («Le tombeau d’Osymandyas», «Nachrichten der Akademie der Wissenschaften zu Göttingen», 1965, pp. 165-171). Согласно Дершену, описание, приводимое у Диодора, обязано — то ли целиком, то ли частично — воображению информаторов, которые сопровождали Гекатея во время его визита; возможно, то было, пишет он, описание «théorique» (p. 166), выстроенное по религиозной модели так называемого «дома жизни» (о его назначении до сих пор продолжаются споры); так или иначе, заключает он, священную библиотеку следовало бы искать в боковом крыле Рамессеума, а «перистиль» представлял бы собой галерею, выходящую вовне. Эту гипотезу приняли немногие.