И теперь король, словно ребенок, собирающийся на маскарад, упоенно мечтал о том, как будет принимать приветствия шотландцев в национальном костюме горца!
Знати Эдинбурга был отдан приказ встречать короля во главе своих кланов, в тартанах и под звуки волынок. Необычайный парад должен был состояться двадцать третьего августа, в пятницу, в Портобелло-Сэндз.
Герцогу и в голову не приходило, что на церемонии придется присутствовать и ему, — но король ясно дал понять, что надеется увидеть своего юного друга во главе клана Нарнов. Как ни старался герцог, он не смог придумать никакой убедительной отговорки.
К тому же случилось так, что приказ короля (а это был именно приказ) совпал по времени с отчаянным письмом из Шотландии от мистера Роберта Данблейна, управляющего отцовскими землями.
Письмо Данблейна герцог получил, по шотландским понятиям, необычайно быстро — всего через какой-нибудь месяц после отправки.
Из всех слуг отца только Роберт Данблейн вызывал у герцога теплое чувство. Он единственный пытался, хотя и безуспешно, облегчить жизнь мальчика в отцовском доме, Именно Данблейн несколько месяцев назад известил его о смерти отца, ясно давая понять, что ждет скорейшего возвращения герцога в Шотландию для вступления его в права наследования.
Прочтя это письмо, герцог смял его и бросил в ящик стола.
Ему не нужны ни земля, ни родовой замок, ни клан отца! Его тошнит от всего этого!
Носить титул он готов, но в остальном — чем меньше он будет слышать о Севере, тем лучше. И герцог выбросил из головы просьбы Данблейна.
Однако второе письмо было совсем другого рода: чем дальше читал его герцог, тем больше мрачнело его лицо.
— Идиот! — гневно воскликнул он наконец. — Чертов юнец! Как он только додумался!..
Племянник герцога, Торквил Макнарн, родился в 1806 году, за четыре года до того, как Тэран сбежал из дому. Герцог лишь смутно помнил младенца в пеленках — старшего сына любимой сестры Дженет.
Мать Тэрана умерла, когда он был совсем малышом, и сестра, бывшая двенадцатью годами старше, заменила ему мать, Она вышла замуж за кузена — тоже Макнарна — и покинула замок, навсегда избавившись от тирании отца.
Единственные светлые воспоминания герцога о Шотландии были связаны с Дженет. Когда шесть лет назад она умерла от родов, порвалась последняя нить, связывающая его с землей, которую он против воли вынужден был называть родиной.
Герцог внимательно перечитал письмо Данблейна. Он чувствовал ответственность за сына Дженет и понимал, что от него требуется.
«Торквил Макнарн — не только племянник вашей светлости, — читал он, — но и дейре — наследник вашего титула и звания вождя клана до тех пор, пока у вас не появится собственный сын».
Действительно, вспомнил герцог, ведь шотландские обычаи признают наследование не только по мужской, но и по женской линии.
Невольно ему пришло в голову, что сын Дженет, кажется, отважный парень. Может быть, из него получится лучший вождь, чем из самого герцога?
Но он тут же цинично напомнил себе, что юному Торквилу не стоит полагаться на наследство. Ведь рано или поздно герцог женится — хоть сейчас и не чувствует никакого желания влезать в ярмо.
Герцога привлекали женщины, но ни разу он не желал связать с какой-нибудь из них жизнь.
Он считал, что, если видеть женщину каждый день на протяжении месяца, она тебе смертельно надоест.
Женщины, рассуждал герцог, прекрасны лишь постольку, поскольку недоступны. За ними нужно охотиться, как за редкой дичью или за трофеем на войне!
Когда же дичь пала к твоим ногам и трофей завоеван, теряется и интерес, и желание.
И герцог, забыв о старом романе, отправлялся в погоню за новой добычей.
Любовные победы молодого герцога стали при дворе притчей во языцех. Сам король однажды счел нужным прочесть ему наставление.
— Что с тобой, Тэран? — спросил Его Величество. — У тебя за год было больше романов, чем у меня — лошадей в конюшне!
— Как и вы, сэр, я ищу совершенства, — ответил герцог. Король рассмеялся — он и сам, несмотря на почтенный возраст, до сих пор не пропускал ни одной хорошенькой женщины.
— Но все же, Тэран, — продолжал он, — не забывай, что у этих прелестных созданий, называемых женщинами, тоже есть сердце, которое очень легко разбить. Не заставляй их страдать понапрасну.
— Женщина страдает только в одном случае: когда не может получить то, чего хочет, — цинично ответил герцог. — Но я не для них. Ваше Величество, и им придется примириться с неизбежным.
Король расхохотался и заговорил о другом. Однако, пересказывая этот разговор Уильяму, герцог был очень серьезен, даже мрачен.
— Чего он от меня хочет? — спрашивал Тэран. — Чтобы я женился на каждой женщине, с которой меня связывают близкие отношения?
— Да нет, конечно, — отвечал лорд Хинчли, — но, согласись, Тэран, ты и вправду меняешь женщин, как перчатки. Что, если какая-нибудь из них тронет твое сердце?
— У меня нет сердца, — отозвался герцог, — и меня это нимало не беспокоит. Лорд Хинчли улыбнулся.
— Ты, мой милый, дразнишь судьбу. Смотри, в один прекрасный день и к тебе придет любовь, тогда ты поймешь, как это ужасно — души не чаять в человеке, который только и думает, как бы от тебя сбежать!
Герцог молча скривил губы в циничной усмешке.
— Черт, возьми, Тэран, — воскликнул его друг, — уж слишком ты уверен в себе! Думаешь, что твое обаяние неотразимо? Ладно, продолжай в том же духе, а когда, наконец, попадешь в сети Амура, я над тобой посмеюсь!
— Если такое и случится, что весьма маловероятно, — ответил герцог, — смеяться над собой я не позволю ни тебе, ни кому другому.
…От воспоминаний герцога оторвал голос лорда Хинчли, его приятель спрашивал:
— Что мы будем делать, когда судно причалит к берегу?
— Понятия не имею, — ответил герцог. — Я послал письмо управляющему, сообщив ему название нашего корабля и примерную дату прибытия в Перт. Надеюсь, что он пришлет за нами лошадей или карету. А если нет, придется идти пешком.
Лорд Хинчли издал громкий стон.
— Там не больше двадцати миль, — заметил герцог. — Правда, лазать по горам для новичка нелегко.
— По-моему, ты просто надо мной издеваешься, — сказал лорд Хинчли. — Впрочем, в этой богом проклятой стране могут обернуться правдой самые невероятные фантазии. Но все же, Тэран, давай надеяться на лучшее!
Однако герцог и его спутник были приятно удивлены, когда Роберт Данблейн собственной персоной поднялся на борт корабля.
Этот высокий седоволосый человек лет пятидесяти с лишком даже в непривычном для лондонцев наряде — килте , шотландском берете и клетчатом пледе, застегнутом на плече огромной серебряной застежкой, — выглядел весьма внушительно.
Герцог протянул ему руку.
— Вас, Данблейн, я узнал бы всюду!
— К сожалению, ваша светлость, я не могу сказать о вас того же, — ответствовал управляющий. Обветренное лицо его сияло улыбкой.
Действительно, в этом высоком, красивом, уверенном в себе молодом джентльмене трудно было узнать затравленного, худенького мальчишку, двенадцать лет назад покинувшего отчий дом.
Обтягивающие по моде панталоны, короткий фрак с длинными фалдами и белоснежный накрахмаленный шейный платок, завязанный сложным узлом, только подчеркивали широкие плечи и атлетическое сложение молодого герцога.
Роберт Данблейн заметил в лице нового хозяина семейные черты клана Макнарнов: аристократический прямой нос и решительный рот, сжатый в тонкую линию.
— Надеюсь, — заметил герцог, когда с приветствиями было покончено, — что вы обеспечите нас с лордом Хинчли каким-нибудь средством передвижения?
Роберт Данблейн улыбнулся.
— Ваша светлость, вас ожидают лошади или, если желаете, экипаж. Но я позволю себе заметить, в случае если вы об этом запамятовали, что в это время года дороги очень пыльные и удобней ездить напрямик.
— Тогда мы поедем напрямик, — ответил герцог. — Уильям, ты согласен ехать верхом?