– Что вы привезли сегодня, герр фермер? У вас есть тот удивительно вкусный сыр?
Пан Тарновский кивнул:
– Jа[22], герр оберст.
– М-м-м… Как я люблю этот сыр! Он напоминает мне о детстве в Баварии. Вы сегодня заедете ко мне? Привезете, как обычно, продукты?
Пан Тарновский кивнул и достал откуда-то из-за спины кусок белого сыра.
– М-м-м… Какой мягкий! – сказал офицер, пробуя его. – Увидимся позже, ja?
– Ja.
Он повернулся и уже отошел, но потом вернулся.
– Где мои манеры! – Он лицемерно улыбнулся. – Я же не поприветствовал юную барышню. Это ваша дочь?
– Ja.
Нацист улыбнулся еще шире:
– Ай-ай, герр фермер, считаете, меня можно обмануть? Нам отлично известно, что у вас нет дочери. У вас есть сын, не так ли? И в настоящее время ваш сын служит Рейху, строит дороги на Восточном фронте. Разве нет?
– Ja.
У пана Тарновского затряслась нижняя губа.
– Увы, герр фермер, дочерей у вас нет. Как вы думаете, откуда я узнал?
Пан Тарновский пожал плечами и покачал головой.
– Потому что ее нет в списках, составленных во время переписи, – нараспев произнес офицер. – Неужели вы полагаете, что мы не знаем, кто живет в этом маленьком уютном городке? – Он взглянул на меня и улыбнулся. – Знаете, что я думаю? Мне кажется, вы развлекаетесь в отсутствие жены, герр фермер. Нет?
– Нет-нет, герр оберст.
Офицер кивнул и протянул руку.
– Dokumente, bitte[23].
Я не хотела показывать ему свои документы. Стояла не двигаясь, словно застыла на месте.
– Он просит у тебя документы, – по-польски сказал пан Тарновский.
Я покачала головой и развела руками:
– Документов нет.
– Так-так-так! – усмехнулся офицер. – И где же вы нашли эту девушку, герр фермер?
– Я путешествовала, – вмешалась я в разговор по-немецки. – Он подобрал меня на улице Славской. Он не знает, что у меня нет документов.
– Путешествовала? Это правда, герр фермер?
Пан Тарновский опустил голову и кивнул:
– Ja.
– Откуда же и куда ты направляешься, юная путешественница?
– Из Люблина, – дрожащим голосом ответила я. Так, я слышала, говорил нацистам отец. – Я ходила там в школу.
– Я тебе не верю. Школы уже больше года как закрыты. – Офицер посмотрел на пана Тарновского и погрозил ему пальцем. – Знаете, герр фермер, я мог бы застрелить вас на месте за то, что подбираете попутчиков, которые могут оказаться евреями, понимаете?
Пан Тарновский молчал.
Офицер повысил голос:
– Я спросил, вы понимаете?
– Ja, герр оберст, – негромко произнес он. – Согласен.
– Но тогда кто же будет доставлять мне каждую неделю сыр и масло, не так ли?
Офицер засмеялся, и я уже подумала, что он собирается нас отпустить. Но немец поманил меня пальцем.
– Подойди ко мне, маленькая путешественница.
Я схватила свой вещмешок, спрыгнула с повозки и подошла к машине.
Офицер сказал пану Тарновскому:
– Вам очень повезло, что я такой мягкосердечный. В знак благодарности вы на этой неделе привезете мне еще порцию сыра, ja?
– Ja, герр оберст.
– А сейчас развози´те продукты, и больше никаких попутчиц! Я провожу юную фрейлейн на вокзал.
Немец ткнул в мой вещмешок.
– А здесь у нас что? – Он перебрал мою одежду и фотографии. – Вы кто, юная фрейлейн? – Говорил он вежливо, но жестко. – Как тебя зовут? Где ты живешь?
И я сказала ему правду:
– Я Лена Шейнман и горда тем, что являюсь дочерью капитана Якова Шейнмана. Я разыскиваю свою семью. Два месяца назад моих родных забрали солдаты, вытолкали из нашего дома.
– А ты, значит, смелая?
Кэтрин прервала повествование Лены:
– Довольно дерзко. Как вы в семнадцать лет нашли в себе столько мужества? Как вообще держались? Я бы растерялась в такой ситуации.
– Я решила, что для меня, так или иначе, все закончено. Меня куда-то отправят, а куда – уже не имело значения. – Лена налила себе еще чаю. – Если честно, сама не знаю, что на меня нашло.
Офицер распахнул дверцу черного «мерседеса» и жестом велел мне садиться. Я скользнула на заднее сиденье, и мы поехали в северо-восточную часть города. Только я и полковник. Судьба продолжала надо мной насмехаться. Только что я дерзко отстаивала свою честь перед полковником вермахта, а сейчас сижу на заднем сиденье его полированного автомобиля, блестящего, как зеркало, с прямоугольной хромированной решеткой и развевающимися нацистскими флагами на передних крыльях. Когда мы ехали по городу, люди шарахались в стороны, а немецкие солдаты останавливались и отдавали честь. В машине на мягких кожаных креслах сидела я, семнадцатилетняя девушка, и вез меня сам полковник.