- На дороге к мысу.
Я объехал по кругу и двинулся через город, не превышая двадцатипятимильную скорость.
Главная улица была окаймлена магазинами, которые можно увидеть в любом городе: бакалея, мясные лавки, консервы и полуфабрикаты, но почему-то они все производили впечатление покинутых в спешке людьми, что они вот-вот готовы рухнуть и исчезнуть под землей. Согласитесь, что мирно спящий ночью город редко вызывает у человека чувство недоброжелательства, враждебности.
Территория двадцать третьего полицейского округа, конечно, не долина счастья. Половину ее составляет население, живущее в самых ужасных условиях, изобретенных людьми для людей. Она грязная, коррумпированная, наводненная скупщиками краденого, сводницами, проститутками, жуликами, хулиганами и мелкими воришками, но она является частью величайшего города в мире и бьется, как сердечная артерия этого города, в ней имеется горячая алая кровь и смех, несмотря на грязь. В двадцать третьем бывают драки и поножовщина, да. Но там влюбленные гуляют, взявшись за руки, или целуются украдкой на площадках небоскребов. Почти на каждом многоквартирном доме имеются специальные полицейские замки, да. Но за этими дверьми живут люди. В двадцать третьем мелькают страшные тени, ночами это отнюдь не безопасное место для прогулок. Но днем сияет солнце, и даже если лицо, повернутое к небу, грязное, все равно оно улыбается.
У меня было ощущение, что обитатели Сулливан Корнеса почти не смеются, и что тени, прижимавшиеся к узким проходам между дощатыми фасадами домов, не исчезают днем. Я понимаю, что это глупо. Любой маленький город может казаться враждебным в ночное время, недружелюбным.
С другой стороны, я вроде бы должен был подготовиться к тому, что случится в скором времени на Сулливан Поинте и в самом городке. Но мои дурные ощущения в ту ночь не шли ни в какое сравнение с тем, что меня ожидало через несколько часов. Я отчетливо помню это чувство, мне даже пришлось поднять стекло в машине, потому что мне неожиданно стало холодно.
Мы почти пропустили маленькую надпись, прибитую к одному из телефонных столбов. Во всяком случае, я проехал мимо ответвления от шоссе, когда Энн воскликнула:
- Вот оно, Фил!
- Где?
- Мы только что проехали мимо.
Я подал машину назад. Надпись была очень маленькая. Один конец доски был заострен, так что получилось что-то наподобие стрелки. Дорога, на которую она указывала, была черная, как сердце Гитлера.
- Выглядит необычайно гостеприимно! - проворчал я.
- Дальше появятся огни и место, где можно остановиться, - пообещала она.
Я взглянул на спидометр и повернул "шевви" на эту дорогу. Она была узкой, извилистой и не ремонтировалась со времен могикан. Мы подпрыгивали на ухабах, проваливались в ямы, поднимая при этом облака пыли. Я снова посмотрел на спидометр. Мы проехали уже четыре мили, а огнями и не пахло.
- Раньше тут были мотели, - тоненьким голоском заговорила Эни. Возможно, они еще не открылись к летнему сезону. Ведь еще только июнь, понимаешь.
- Да, понимаю.
- Ты на меня сердишься, Фил?
- Нет! - ответил я честно. - Нет, дорогая... У тебя был трудный день, ты устала и голодная. Ведь мы сыты только одними сэндвичами на завтрак и... Я надеюсь, что мы отыщем какое-нибудь приятное местечко. Ты наверняка измучилась.
- Я и правда устала. Ну, и что ты хочешь делать?
- Доедем до конца дороги. Мне здесь все равно не повернуть, очень узко.
- Мне очень жаль, - сказала она.
- Не глупи. Если здесь нет ничего, мы сможем вернуться в Дэвистаун. Ты говорила, что это большой город.
- Да.
- Прекрасно. Там-то мы, конечно, что-то найдем.
- Олл-райт, Фил.
Голос у нее звучал сонно. Она глубоко вздохнула, и мне было ясно, что она окончательно выдохлась. Я автоматически надавил ногой на акселератор.
На протяжении следующих шести миль мы проехали несколько мотелей, но все они были закрыты: ни света, ни людей, ни машин. Мне не терпелось добраться до конца дороги к Поинту, потому что, хотя я и мог бы повернуть машину на любой площадке перед этими мотелями, я решил непременно взглянуть на эти "огромные сосны и на полосу земли, которая врезается в озеро". Это был глупый, детский подход к действительности, я бы избавил Энни и себя от непредвиденных неприятностей, если бы не упрямился, повернул машину и поспешил в Дэвистаун, но мне взбрело в голову, что мы все-таки добрались до того места, куда наметили попасть, несмотря на все перипетии этого ненормального дня. Для Эни это не составляло большой разницы: она задремала, сидя рядом со мной, положив голову мне на плечо и поджав под себя ноги. Я видел, что она полностью отключилась, потому что при этом у нее высоко задралась юбка, а она ее не подтянула, что было против ее правил. У Энн стройные ноги, но в тот момент я ими не слишком-то интересовался, потому что качество дороги оставалось удручающим, а мной двигало непреодолимое желание достигнуть мыса, вдохнуть запах сосен и озерной воды, после чего вернуться назад к цивилизации.
Меня испугал свет.
Ей-богу, если бы не он, боюсь, что я влетел бы прямиком в озеро, и еще не известно, удалось бы нам выбраться из машины.
Когда я увидел свет, я автоматически нажал на тормоза, и только тут заметил пристань и воду. Машина остановилась футах в десяти от пристани. Я повернулся.
- Энн!
Энн не ответила, она крепко спала.
Ее юбка задралась выше колен, голова покоилась у меня на плече. Я осторожно вылез из машины, устроив Энн на спинке сидения, и неслышно закрыл дверцу, чтобы не разбудить спящую. Свет струился из окна хижины в конце широкого мощеного двора. У входа торчал столб с лаконичной надписью: "МОТЕЛЬ".
Я смотрел на эту надпись, когда дверь хижины отворилась, выплеснув янтарное пятно на гравий. В дверях стоял мужчина, в руке у него был дробовик.
- Кто там? - крикнул он.
- Уберите ружье, - ответил я. - Я ищу место остановиться.
- Кто вы такой?
Он по-прежнему не отходил от двери.
При свете, горевшем внутри хижины, я мог разобрать только то, что он был невысоким крепышом. Лица его не было видно. Вроде бы у него была лысая голова.
Одет он был в нижнюю рубашку, подтяжки, спущенные с плеч, болтались поверх брюк.
- Меня зовут Фил Колби.
- Я вас не знаю, Колби.
- И я вас не знаю. Мне нужны две хижины. Вы открыты?
- Почему две?
- Со мной девушка, моя невеста.
Крепыш довольно долго переваривал то, что я ему сказал, потом убрал дробовик за дверь и сказал:
- Обождите тут.
Он исчез, а когда вернулся через минуту, подтяжки оказались на плечах, а в руке у него был фонарик. Световой круг, направленный вниз, поплыл по гравию. Человек шел, опустив голову, лицо его по-прежнему оставалось невидимым.
- Меня зовут Бартер, - сказал он.
Он поравнялся со мной.
- Майк Бартер.
Я протянул ему руку, но он либо не заметил ее в темноте, либо не был расположен ее пожимать.
- Рад познакомиться, мистер Бартер.
- Где девушка? - спросил Бартер.
- Она в машине.
Он прошел к машине. Световой круг бежал по земле впереди него. Подойдя к машине, он поднял фонарь и осветил окно.
- Эй! - крикнул я. - Она спит, уберите свет.
Казалось, он не слышал меня и всунул голову в машину. Когда я подошел к нему, свет фонаря был направлен на обнаженные ноги Энн. Я схватил его за плечо и круто повернул.
- Удостоверились? - спросил я злобно.
- В чем удостоверился?
- Что она девушка.
- Хорошенькая.
- Благодарю.
- Думаю, я найду для вас две хижины.
Теперь я видел его лицо. Это была круглая физиономия, заросшая жесткой щетиной, с широким приплюснутым носом и маленькими сверкавшими глазками, утонувшими в складках кожи.