Выбрать главу

За два года до окончания с музыкальной школой пришлось расстаться, класс фортепиано стоил дорого, а музыка не профессия, сказала мама. Наташа сначала обрадовалась: не придётся в автобусе выслушивать: «Мальчик, на следующей выходишь?», а музыкой она будет заниматься самостоятельно, и поступит в училище, с её абсолютным слухом и беглостью пальцев. А потом поняла, что не сможет подготовиться в училище сама, без педагога, ведь некому говорить, что не так, некому учить, некому подбирать программу.

В восемнадцать лет Наташа предприняла смелую попытку вырваться из-под маминой опеки. Вспоминать о попытке не хотелось до сих пор. Мама не пустила Наташиного жениха на порог, и Наташа ушла вместе с ним, а через два года вернулась.

Часть 8

Лыжный блин

Открытие лыжного сезона ознаменовалось крылатой фразой Виталика «Лыжный блин комом». Маршрут пришлось изменить, и пробираться к месту привала окольными путями. Так даже интересней, думала Надя. То есть, старалась думать, потому что устала: группа сделала порядочный крюк, идти в нужном направлении не получалось: путь надёжно преграждали поваленные деревья.

– Лес стоит на страже, – пошутил Виталик.

Гордеев через силу улыбнулся. У Виталика ноги железные, он на Чегеме спасателем работал, а Гордеев работал начальником дороги, и здорово устал, и остальные тоже устали. Дойти бы засветло до станции. А они о привале мечтают. Без привала придётся сегодня…

Гордееву было жалко «своих людей», как он привык называть этих девятерых. Сникли все, кроме Виталика и Лося, с этими всё ясно, а вот Надя Жемаева еле идёт, и Голубева не капризничает и не отпускает циничных замечаний в адрес Виталика, который опять «напрыскался одеколоном, развонялся на весь лес, я что, одеколон твой нюхать сюда пришла? Я к тебе обращаюсь, спасатель фигов!».

Голубева молчала, хотя обычно не стеснялась в выражениях и мало походила на артистку, представителя высокого искусства, какой её считал Гордеев. Может, они все такие, люди искусства? Тогда пиши пропало…

Выступление «MaximumShow» он видел на Ютубе, специально посмотрел (Лериной фамилии в титрах почему-то не обнаружилось), и теперь удивлялся, как в ней это соединяется – грациозность и грубость, пластичность жестов и площадная лексика. Она невыносима.

Но салаты готовит волшебные, да и Виталик её побаивается и помалкивает, а раньше нёс совсем уж несусветное, про то как пил с балеринами шампанское в Большом. Лера на него зыркнула и сказала одну фразу, но какую! Тебе, говорит, за балкон четвертого яруса полжизни работать, а шампанское там без тебя есть с кем пить, так что сильно не переживай.

– Нам бы бензопилу, прорубили бы дорогу и помчались с ветерком! – пошутил Дима-Лось. Все одновременно подумали о бензопиле. И удивились, услышав характерное жужжание и звук вгрызающегося в дерево железа. Откуда в такой глуши лесорубы? Посовещавшись, поехали на звук по едва приметной лыжне, присыпанной свежим снегом.

Лыжня вывела к неглубокому оврагу.

– По долинам и аа-враа-гам! Шла диви-зи-я впее-рёд! – заорал Виталик, и шедшая впереди него Голубева от неожиданности села с размаху на пятую точку.

Кррак!

– Тварь. Я лыжу сломала из-за тебя. И копчик ушибла. Что ж ты орёшь, тварь такая?

Виталик за «тварь» не обиделся и радостно заржал:

– Лыжу – это хорошо. Хуже, когда ногу.

– Что ты там про копчик говорила? Дай посмотрю, – сунулся к ней Гордеев, а к Лерке с такими шуточками лучше не соваться. Нарвёшься.

Гордей и нарвался.

– Ой, да заткнись ты! Меня тошнит уже от вас, от всех. Мне завтра на… на работу, а я так хлопнулась… больно.

– Вот он, характер, во всей красе. Могла бы уважение проявить к руководителю, сказала бы, помолчи, уважаемый, без тебя тошно, а с тобой ещё тошнее.

– Что вы ржёте, дураки, как я теперь поеду?

– Ты не поедешь, ты пешком пойдёшь, голуба.

Приземлилась «голуба» знатно: сломала не только лыжу, но и крепление, когда пыталась подняться. Лыжа с отломанным мыском это ещё не самое страшное, у Гордеева накладной мысок есть, металлический, на заводе по заказу сделанный. А вот лопнувшее крепление – беда.

Не очень приятная ситуация, размышлял Дима. И прав Гордеев, хорошо что Валерия Голубева (для своих – голуба, голубица, голубиная душа, птичка певчая) лыжу сломала, а могла бы ногу сломать. Счастья своего не понимает.