Таисья Кирилловна всю жизнь очень боялась летних июльских гроз, и у нее были на то основания. Однажды случилась сухая гроза без дождя. Бабушка Катерины сидела в горнице за столом, так получилось, что в доме был сквозняк: окно и дверь на улицу были приоткрыты, сильно парило, и в доме было жарко и душно. Снаружи тихо погромыхивало, но, казалось, что гроза была еще далеко. Таисья Кирилловна, собираясь встать, невольно отклонилась от стола назад, и тут вдруг мимо ее лица пролетела голубая ленточка. Сначала она не поняла, что это такое, но потом почувствовала запах свежести, и увидела, как ленточку вытянуло сквозняком через дверь. Таисья сразу же встала и захлопнула дверь и окно. После грозы она вышла на улицу, и от соседей узнала, что ее соседку убила молния в огороде. Та как раз вышла из дома, чтобы сорвать зелени к обеду. В ту грозу дождь так и не прошел.
Потом она не раз вспоминала этот случай, ведь если бы она отклонилась от стола чуть позже или чуть раньше, голубая ленточка прошила бы ей голову насквозь. С тех пор, как только начиналась гроза, она надевала на голову платок, забиралась в темный чулан и читала молитвы.
Но в этот год июль и август в Каслях стояли просто на удивление тихими и мирными, бархатными, как говорили. День, когда подруги сговорились посмотреть изнутри дом у кладбища втайне от бабушки Таисьи, обещал быть не хуже, чем утро.
Завтрак начался в доме Таисьи Кирилловны с блинов. Выпекание блинов было для нее священным действием. Еще с вечера просеивалась мука через мелкое сито на два раза, блины замешивались в специальной большой глиняной корчаге с утра. Печка долго протапливалась березовыми дровами, угли затем заметались еловой метлой в левый угол, и блины пекли внутри печи на специально отведенных для них сковородах. Эти сковороды хранились отдельно, и на них больше ничего никогда не готовили.
Когда подружки проснулись, на столе уже стояла приличная стопка готовых поджаристых и дымящихся блинов, аромат от них распространялся на весь дом. А уж яичек для них никогда не жалели, от этого они были только вкуснее. Каждый блин был смазан топленым маслом, для этого использовалось большое гусиное перо. Конечно, на столе были не только блины, рядом стояла домашняя сметана, мед, варенье, домашние сливки.
Катерина с Сабирой умылись, и сразу сели за стол.
— Таисья Кирилловна, я таких блинов никогда не едала! — воскликнула Сабира, после того, как съела пятый блин. — У нас они совсем другие.
— Какие же они у вас? — поинтересовалась бабушка Тася.
— Они в несколько раз толще ваших, и сделаны на дрожжах, — ответила Сабира. — У меня бабушка иногда блины стряпает, но редко. А ваши такие тоненькие, их можно есть и есть.
— Меня всегда бабушка балует такими блинчиками, когда я приезжаю, — с полным ртом похвасталась Катерина. — Мне они очень нравятся. Я за эти блинчики даже молитву пыталась учить.
— Да ты что? И выучила?
— Не. Не до конца доучила.
— У нее терпежу не хватило на целую молитву, — с сожалением сказала Таисья Кирилловна. — Я хотела, чтобы она выучила хотя бы одну молитву, самую сильную, как память от меня.
— А что за молитва? — поинтересовалась Сабира.
— «Живые в помощи…» У нее ведь память хорошая, ей ничего не стоило бы запомнить страничку текста. А Катюшка уперлась и сказала, что будет учить по строчке за блины. Так и делала.
— Я разделила молитву на пять частей, молитва-то длинная — стала рассказывать Катерина. — Бабушка пекла блины, а потом проверяла меня. Я ей рассказывала первую часть молитвы. Но тогда дошла только до середины, потом каникулы закончились, и я уехала домой. А потом это все как-то забылось.
— Все-таки молитву-то надо было доучить до конца, — твердо сказала Таисья Кирилловна. — Она вам в жизни всем пригодится.
— Бабушка, мы исправимся. А можно еще горяченьких блинчиков?