Как и было обещано, в аэропорту Дахлы — скопление оранжевых корпусов среди безбрежного моря песка — Фрею встретил Захир Сабри, коллега Алекс, сухопарый крючконосый человек с усиками в бедуинском красно-белом платке-имме. Он сдержанно поздоровался, взял чемодан (рюкзак Фрея оставила при себе) и проводил через зал ожидания на улицу. Полуденный зной ударил в лицо, словно горячее полотенце. Каирская жара не шла ни в какое сравнение с этой: здесь раскаленный воздух будто бы высасывал из легких последний глоток кислорода.
— Как тут люд и живут? — охнула Фрея, поспешно надевая солнечные очки — яркий свет резал глаза.
Захир пожал плечами:
— Приезжай летом. Когда жарко.
Перед зданием аэровокзала находилась автостоянка, окаймленная плакучими инжировыми деревьями и цветущими олеандрами. Захир подошел к обшарпанной белой «тойоте-лендкрузер» с багажником на крыше и разбитой фарой, загрузил сумку в багажник, распахнул заднюю дверь и, ни слова не говоря, уселся на водительское сиденье — заводить мотор. Машина тронулась, проехала мимо поста безопасности на единственную в округе асфальтовую дорогу, которая грязно-серым разводом вилась по пустыне. Впереди виднелась зеленоватая расплывчатая полоса — оазис, а за ним, точно каемка гигантского блюдца, маячила бежевая каменная гряда.
— Гебель-эль-Каср, — произнес Захир. Пояснять он не стал, а Фрея не переспросила.
Автомобиль несся по дороге, где каменистые дюны уступили место пустырям с проплешинами кустарничков, а те — орошаемым полям, перемежающимся пальмовыми, оливковыми и цитрусовыми рощицами. Через десять минут придорожный знак на арабском и английском объявил, что они приближаются к Муту. Из писем Алекс Фрея помнила, что так называется главное поселение Дахлы, полупустой сонный городишко: двух-и трехэтажные, аккуратно выбеленные дома, акации и казуарины вдоль пыльных улиц, полосатые бело-зеленые бордюры, точно мятные леденцы… Вот мечеть; вот телега, запряженная ишаком, — на ней кучка женщин в черном; вот вереница верблюдов, бесцельно бредущих вдоль дороги. Ветерок занес в открытое окно «тойоты» запах дыма и навоза. В других обстоятельствах Фрея впитывала бы все это как завороженная — таким иным и чуждым было все вокруг, — но теперь лишь рассеянно смотрела в окно, где к тому времени показался город. От центрального проспекта ответвлялись бульвары, расходились лучами в разные стороны, создавая ощущение гигантской пинбол-машины.
Через несколько минут городок остался позади. «Тойота» неслась по лоскутному одеялу кукурузных и рисовых полей, мимо проплывали голубятни и пальмовые рощи, мелькали оросительные каналы и причудливые каменные насыпи. Наконец перед ними возникла деревня — скопление тесно наставленных глинобитных домишек. Захир убавил скорость, свернул налево сквозь открытые ворота и затормозил во дворе, обнесенном высоким глинобитным забором с гребнем из пальмовых ветвей. Там он посигналил и заглушил двигатель.
— Это дом Алекс? — спросила Фрея, пытаясь соотнести двор и прилегающее убогое жилище с рассказами сестры из писем.
— Нет, моя дом, — ответил Захир.
Он открыл дверь и выбрался из машины.
— Мы пить чай.
У Фреи не было никакого желания распивать с ним чаи, но она чувствовала, что отказаться будет невежливо — из писем Алекс явствовало, какое большое значение египтяне придают гостеприимству. Поэтому она сгребла в охапку рюкзак и тоже вылезла наружу.
Захир проводил ее в дом. За дверью тянулся темный прохладный коридор, где витали запахи дыма и масла из кухни, а за коридором — полутемный зал с высоким потолком, голубыми стенами и циновками на полу. Всю его обстановку составляли скамья с мягким сиденьем и телевизор на столике в противоположном углу. Хозяин жестом предложил Фрее скамью, прокричал что-то в коридор и уселся перед ней на полу, скрестив ноги: из-под балахона-джеллабы выглядывали белые кроссовки «Найк».
Воцарилось молчание.
— Вы работали вместе с Алекс? — произнесла Фрея, поскольку Захир, судя по всему, не собирался начинать беседу.
В ответ на ее слова он что-то пробубнил в знак согласия.
— В пустыне? — продолжила Фрея.
Захир пожал плечами, как бы спрашивая: «Где же еще?»
— А чем вы занимались?
Тот же жест.
— Ездили. Далеко. В Гильф-эль-Кебир. Долгий путь.
Он мельком взглянул на нее и тотчас отвернулся, стряхнув что-то с плеча. Фрее хотелось расспросить о сестре: как она здесь жила, как прошли ее последние дни — обо всем. Она готова была впитывать каждую мелочь, каждую черточку образа Алекс, чтобы запомнить ее навсегда, но осадила себя, не чувствуя встречного энтузиазма. Молли Кирнан, по-видимому, мягко выразилась, когда говорила об угрюмости Захира, — его молчание казалось почти враждебным. Может, Алекс рассказала ему, что между ними произошло, отчего они так давно не разговаривали?
Она отогнала тревожные мысли и попыталась начать беседу заново:
— Вы бедуин?
В ответ — легкий кивок, и только.
— Сануси? — Это слово ей вспомнилось из писем Алекс — оно мелькало в рассказах о жителях пустынь. Впрочем, произвести впечатление не вышло: Захир пренебрежительно фыркнул и тряхнул головой.
— Не сануси, — процедил он. — Сануси — псы, дрянь. Мы — аль-Рашайда. Настоящий бедуин.
— Простите, — пролепетала Фрея. — Я не хотела…
Ее прервало позвякивание в коридоре. В комнату зашли малыш двух-трех лет и молодая женщина — стройная, смуглая, привлекательная. В одной руке она несла кальян, в другой — поднос с двумя стаканами красновато-бурого чая. Фрея хотела было помочь, но Захир жестом усадил ее обратно и махнул жене (или той, кого Фрея приняла за жену). Женщина установила поднос и прибор рядом с ним, на кратчайший миг встретилась глазами с Фреей и тут же исчезла.
— Сахар?
Захир, не дожидаясь ответа, высыпал ложечку Фрее в стакан и вручил ей, после чего обнял мальчика.
— Мой сын, — пояснил он и впервые с момента встречи улыбнулся. Висевшее в воздухе напряжение рассеялось. — Очень умный. Правда, Мухсен?
Малыш засмеялся, суча ножками под подолом своей джеллабы.
— Какой хорошенький, — сказала Фрея.
— Не хорошенький, — поправил Захир, укоризненно качая пальцем. — Женщина хорошенький. Мухсен красивый. Как отец. — Тут он усмехнулся сам себе и поцеловал сынишку в лоб. — У тебя есть дети?
Фрея призналась, что нет.
— Заводи скорее, — посоветовал он. — Пока не совсем старая.
Он всыпал в свой стакан три ложки сахара, отхлебнул и поднес к губам мундштук трубки. Кальян ожил и выпустил облако сизого дыма, которое неспешно поплыло к потолку. Снова возникла неловкая пауза (по крайней мере Фрее она показалась неловкой, потому что Захир как будто забылся). Наконец он вынул мундштук изо рта и указал на стену, где висел кривой кинжал в бронзовых ножнах с затейливой серебряной филигранью. Рукоять из слоновой кости венчал крупный камень, очень похожий на рубин.
— Этот нож перешел мне от передка, — произнес Захир. Фрея вначале смутилась, но потом поняла.
— От предка, — поправила она.
— Так я сказал. Передка. Его звали Мухаммед Вальд Юсуф Ибрагим Сабри аль-Рашайда. Жить шесть сотен лет назад, очень великий человек. Самый великий бедуин пустыня. Сахара для него как двор. Везде ходил, даже Песчаный море, знал каждый бархан, каждый колодец. Знаменитый человек.
Он гордо кивнул и обнял сына за плечи. Фрея ждала продолжения, но Захир, видимо, уже сказал все, что хотел. Опять потянулось молчание. В распахнутое окно долетало кряхтенье насоса, который качал на поля воду, и гоготанье гусей. Фрея посидела еще минуту-другую, потягивая чай под взгляды мальчугана, потом отставила стакан, поднялась и спросила, нельзя ли воспользоваться уборной, — не от нужды, а от желания уединиться. Захир повел рукой в сторону задней половины дома.
Фрея вышла в коридор, радуясь избавлению, миновала несколько дверей — за ними оказались спальни с резными кроватями, голым полом и стенами — и вышла во внутренний дворик, где стояли нагроможденные друг на друга клетки с кроликами и голубями. Из дверного проема доносилось звяканье посуды, раздавалась женская речь. Справа виднелись две закрытые двери — видимо, ванная и туалет. Фрея прошла через дворик и открыла ближайшую. За ней, однако, обнаружилось нечто среднее между рабочим кабинетом и сараем: стол с компьютером и кресло предполагали первое, а мешки с пшеницей, ржавый велосипед и садовый инструмент — второе. Фрея уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила кое-что в дальнем углу комнаты и застыла как вкопанная. Над столом висела фотография, приклеенная к стене полосой скотча. Она была цветной, но увеличенной в несколько раз — даже стоя в дверях, Фрея четко видела все детали: посреди ровной пустыни стоял, отвергая закон тяготения, изогнутый утес глянцевитого черного камня, похожий на исполинскую саблю. То был впечатляющий памятник природы — его края выщербили время и ветер, придав им причудливо-зазубренный вид. Фрея невольно задумалась, какой потрясающий подъем можно было бы устроить на этом утесе, однако ее внимание к фотографии привлек не он, а человек в тени у подножия. Фрея подошла к столу и пригляделась. Рядом с каменным монолитом фигурка казалась крошечной, но поношенная замшевая куртка, улыбка, светлые волосы узнавались безошибочно. Алекс. Фрея протянула руку и коснулась ее.